Александр Варго - Прах

– Тебе смешно? – заорал беглый зэк. – Ты чуть не пробила мне башку, ведьма! А потом облила меня ссаньем! Знаешь, что за это делают на зоне?!!

Ухмылка нищенки стала еще шире. Надрез на печеном яблоке увеличивался, грозясь разрезать сгнивший фрукт пополам.

– А ты сломал мне нос, – парировала она хладнокровно. – Из-за тебя, некультурного мудака, я вывихнула ногу и еле хожу. По твоей милости эти обезьяны в погонах сломали мне дверь. Они до смерти напугали моего сына и угрожали меня убить. А все потому, что я не выдала тебя. Может, так до тебя дойдет?

Илья молчал, гневно раздувая ноздри. Казалось, вот-вот, и он снова ударит разглагольствующую старуху.

– Ты что, и правда собиралась гадить вниз? – наконец спросил он. – Тогда, при шакалах?

Она сделала костлявой рукой жест в воздухе.

– Роль нужно было играть до конца. Подумаешь, одной порцией дерьма больше, одной меньше… Ты все равно был испачкан. Или для тебя важнее сдохнуть, но при этом остаться чистеньким?

– Ты спятила.

– Наверное. Кстати, меня зовут Наталья, – представилась старуха, и на этот раз ее тон был примирительным. – И я не такая уж старая. В этом году мне исполнится пятьдесят четыре года.

Илья с недоверием уставился на свою новую знакомую:

– Не обижайся, но ты выглядишь на сто пятьдесят четыре. А то и больше.

Наталья засмеялась дребезжащим смехом, и он непроизвольно подумал о гремящих костях в гробу.

– Поживи с мое, Ильюша, и я посмотрю, каким станешь ты.

Труднов с раздражением отметил, что его имя она произносила кривляясь, нарочито выделяя смягченную мягким знаком букву «ю».

Он поднялся на ноги.

– Зачем ты меня спрятала?

– Ты удивлен? Наверное, пока сидел в тюрьме, и думать забыл о таких вещах, как сочувствие? Жалость? Сострадание?

Илья злобно улыбнулся:

– С точки зрения закона, ты преступница. Я читал Уголовный кодекс.

– Не вся наша жизнь укладывается в рамки законов, – философски изрекла Наталья.

– Наверное. Но…

Илья замялся, словно растерявшись.

– Что «но»?

– Ты… ты ведь слышала. Ну, в чем меня обвиняют.

Слова падали, словно капли раскаленного олова, оставляя за собой дымящиеся струйки пара.

Наталья сощурилась.

– А ты правда насиловал этих несчастных старушек, а потом расчленял их? – вполголоса поинтересовалась она.

Труднов отвел взор, уголки его рта безвольно опустились.

– Так говорят, – с усилием проговорил он.

– Что говорят?

Темные глаза уголовника на мгновенье вспыхнули уже знакомым Наталье блеском. Нехорошим блеском. Так хищно блестят зазубренные острия «розочки», которая через секунду готова погрузиться в горло обидчика.

– Я не хочу обсуждать это сейчас, – отрезал он, и старуха решила отстать с расспросами.

– Ладно. Я дам тебе кое-какую одежду. У меня кое-что осталось из неприкосновенного запаса… – промолвила она. – Снимай свое рванье. Не бойся, я его сожгу. А заодно посмотрю твою рану. Ты лоб-то не лапай грязными руками! Не волнуйся, там просто царапина.

– Хрена себе, царапина, – проворчал Илья. – Хлещет, как из свиньи.

– Ты еще не видел, что такое настоящее кровотечение. К тому же раны на голове всегда сильно кровоточат.

– А если эти шакалы вернутся?

– Не вернутся. Тем более скоро стемнеет, – уверенно заявила Наталья. После небольшой паузы она прибавила уже серьезней:

– А если вернутся, нас убьют.

И хотя после побега Илья где-то на уровне подсознания готовился к подобному сценарию, от слов старухи его спину будто бы обожгло мертвым холодом.

Спустя сорок минут беглец сидел на деревянном ящике. Его рана была тщательно обработана и перевязана полосками из остатков относительно чистой простыни. На нем были выцветшие, но опрятные брюки и слегка мятая рубаха в мелкую клетку. На голове красовалась серая кепка с истрепанным козырьком.

– А говорила, что только вода есть.

– Я хранила эти вещи много лет. Они принадлежали моему мужу, – рассеянно сообщила Наталья. Она все чаще поглядывала в окно, сжимая и разжимая кулаки.

Смеркалось.

«Пора бы уже приступить к делу…» – озабоченно подумала старуха.

– Что с твоим мужем? – осведомился Илья.

– Умер, – коротко ответила она.

Он не стал уточнять подробности. Откровенно говоря, плевать он хотел на покойного супруга этой скукоженной замухрышки, как, собственно, на нее саму с этим хнычущим дурачком в коляске, с ног до головы усыпанным опилками. Но где-то глубоко внутри теплилось странное чувство, доселе ему незнакомое, нечто граничащее с благодарностью к этой оборванной нищенке.

Ведь несмотря ни на что, Наталья его спасла. Действительно спасла.

«Вот только зачем?!»

Илья фыркнул.

«Спасла и ладно», – про себя проговорил он.

Он не знает, что будет через пять минут, голова все еще раскалывалась от сосущей боли, ныло простреленное плечо, и заморачиваться о причинах столь благородного поступка лысой нищенки попросту не было желания.

Кряхтя, он выпрямился, оглядываясь по сторонам:

– Как ты здесь живешь? Извини, но собаки на помойке и то лучше себя чувствуют.

– Значит, такова моя судьба, – сухо отозвалась старуха. Она была занята тем, что аккуратно заворачивала в обрывок полотенца последние остатки еды – сушеную рыбу и лепешку. – Так и живу. На зиму заготавливаю дрова. Печка работает исправно. Все щели затыкаю тряпками. Повешу новый полиэтилен на окна. За спичками и мукой хожу в поселок. Жаль, дверь сломали, но как-нибудь справлюсь.

– А продукты? А чистая вода? Ведь от такой жрачки ноги в ласты склеишь, – возразил Илья, указав на пыльную банку с сушеными ягодами.

– Так не всегда было. Когда мои ноги были здоровы, я ставила силки на птиц, ходила на море рыбачить. В лесу можно было найти яблоки, орехи с грибами… Воду я беру из родника, он не замерзает даже зимой.

Она положила сверток с нехитрой снедью на край замусоленного стола:

– Это тебе.

Илья повернул голову, нахмурившись:

– Я не очень понимаю, чем заслужил такое гостеприимство.

Он медленно зашагал по комнате, внимательно разглядывая уныло-нищенский интерьер помещений.

– Наша встреча не случайна, – глухо произнесла Наталья, но Труднов ничего не ответил. Он вновь остановился возле фотографии с девочкой, прилепленной к стенке. Наклонился вплотную, так, что кончик его носа буквально касался исцарапанной поверхности карточки.

Заметив, как он разглядывает фотографию, Наталья плотно сжала губы, прижав руки к обвислой груди.

– Кто эта девчонка? – негромко поинтересовался Илья. – Твоя дочь?

– Да.

Он не видел, как заблестели от влаги глаза старухи.

– Что с ней? Где она сейчас? – настойчиво произнес он.

Ответом было угрюмое безмолвие, и Илья развернулся лицом к пожилой женщине.