Колин Уилсон - Бог лабиринта

По дороге к почтовому ящику я сказал себе, что, вероятно, поступаю глупо. Мне нужно было предварительно обговорить все это с Дианой, и она, конечно же, переубедила бы меня не писать такого письма: мисс Донелли перекроет мне все пути получения информации об Эсмонде. Но я решил рискнуть. Я опустил письмо в ящик с чувством человека, направившего себе в лоб пистолет.

На следующее утро я еще спал, когда раздался телефонный звонок. Диана подняла трубку и передала ее мне в постель, сказав:

– Мисс Эйлин Донелли требует тебя.

Я застонал. У меня было искушение попросить Диану сказать, что меня нет дома, но совесть помешала мне так поступить. Если Эйлин собирается поссориться со мной, то, по крайней мере, я буду чист перед самим собой.

Ее голос пролаял в трубке:

– Алло, мистер Сорм?

– Слушаю.

– Я только что получила ваше письмо. Я очень рада, что вы так искренни со мной. Очень мило с вашей стороны. Я звоню, чтобы сказать вам, что полностью разделяю вашу точку зрения.

– Правда? – У меня перехватило дыхание, и я насторожился: к чему это она ведет?

– Послушайте, из того, что вы написали, мне стало ясно: мы ничего не сможем сделать с этим бессовестным издателем.

– Боюсь, вы правы.

– Пусть так. Тогда лучшее, что мы сможем предпринять – не выпускать дела из своих рук. Мы должны держать с ним ухо востро. Тина и я согласны оказывать вам всевозможную помощь и поддержку.

Я сказал, что, конечно же, рад этому. Я не знал, что и подумать. Мне нужно было время, чтобы собраться с мыслями. Но она не давала мне этой возможности.

– Мы хотели бы все это обсудить с вами. Когда вы сможете зайти к нам?

– В любое удобное для вас время.

– Тогда ждем вас сегодня.

Я согласился и почувствовал облегчение, когда телефон умолк.

Постепенно я начал понимать, что произошло. Сестры Донелли ничего не потеряют из-за публикации «сексуальных дневников» Эсмонда, особенно, если им удастся удачно продать дом. Я заверил их, что дневники не порнографические, они только вызовут подъем популярности Эсмонда, и что в наши дни сексуальной революции никто даже глазом не моргнет. Я процитировал дневники Босвелла и т. п. Мисс Эйлин решила, что они должны примкнуть к победителям. И полный доступ к ее архиву был бы действительно полезен для написания биографической части предисловия. Но если она собирается заставить Флейшера расстаться с еще пятнадцатью тысячами долларов за использование ее материалов, то тут, боюсь, ее ждет разочарование.

У меня было отвратительное настроение, когда я в полдень ехал в Лимерик. По дороге я заглянул к Кевину Рочу и взял у него на время книгу «О лишении девственниц невинности», с собой у меня был еще фрагмент из «Сексуального дневника», включая рукопись Флейшера, отпечатанную на машинке. Стоял прекрасный день, воздух дышал свежестью, и все вокруг выглядело таким праздничным, ярко-зеленым, что просто невозможно было не любоваться этой красотой. Как только я расслабился и решил забыть о сестрах Донелли, я испытал внезапно огромное радостное чувство богатства мира и безграничных возможностей, открывающихся передо мной. Я как-то сразу забыл о досадных мелочах повседневности. Это приятное чувство еще больше кристаллизовалось, когда я сидел и потягивал пиво прямо на улице, перед таверной, в нескольких милях к югу от Горта, слушая журчание текущей под мостом воды, бегущей дальше к озеру Лаф Сутре. Внезапно мне стало абсолютно все равно – приеду я в Лимерик или останусь сидеть здесь. Весело журча, подо мной бежал ручей, а над ним склонилось дерево, шелестя листвой. И мне пришло в голову, что именно в этом и состоит самое странное и самое важное свойство человеческого существования – способность нашего сознания отключиться от людей и событий, перестать идентифицировать все окружающее с человеческими эмоциями и приобщиться к вневременному миру природы. Я постоял у парапета моста и понаблюдал, как отражается в воде солнечный свет, и мне показалось, что я сам плыву по течению ручья, бегущего к озеру. Когда я вернулся к машине и поехал дальше, у меня возникло странное ощущение, будто моя душа освободилась от тела и летит, как птица, рядом, ныряя в воздухе вверх и вниз. Когда мои мысли обратились к сестрам Донелли, меня перестали преследовать плохие предзнаменования.

Опасения моментально вернулись, когда я увидел мисс Эйлин, спускающуюся по ступенькам навстречу мне. Но она их быстро развеяла своим крепким мужским рукопожатием, сказав:

– Мне приятно снова видеть вас здесь.

Мы пошли в библиотеку. Там не было мисс Тины. Я удобно уселся на старинной софе девятнадцатого века и предоставил мисс Эйлин занимать меня разговорами. Мне было приятно восхищаться ее прямым и открытым умом.

– Итак, мы пришли к выводу, что нет смысла становиться на пути этой книги. Как вы написали, ей все равно суждено увидеть свет – раньше или позже. Поэтому наилучшее для нас сейчас – стараться контролировать ее выход самим. Кстати, в каком университете вы работаете?

Я ответил, что не работаю нигде, но она пропустила это мимо ушей, как нечто несущественное:

– Не подумайте, что это имеет какое-нибудь значение. Вы безусловно умный и компетентный человек. Если вы выступите первым с книгой об Эсмонде, другие, конечно же, последуют вашему примеру.

Она уже нисколько не сомневалась, что я напишу полную биографию Эсмонда Донелли, и мне не хотелось сейчас ее разочаровывать, поэтому я только кивал головой и хранил молчание. Мисс Тина вошла с чаем и пирожными. Она поздоровалась со мной, как со старым другом. И когда мы поставили перед собой чашки с чаем и тарелки с сэндвичами, она сказала:

– Должна признаться, что для меня приятный сюрприз узнать, что Эсмонд такой знаменитый. Я никогда не слышала об этой книге – «О лишении девственниц невинности».

Она произнесла это без тени смущения. Я воспользовался возможностью и вытащил книгу из дорожной сумки, а заодно – и рукопись полковника Донелли. Пока они все это рассматривали, я сказал:

– Вы не возражаете, если я взгляну еще разок на книги Донелли?

Я снял с полки «Наблюдения» и четырехтомные «Путевые дневники», а затем вернулся на свое место у окна. Время от времени я слышал, как мисс Эйлин бормочет:

– Вот это – да! Ты только послушай!

Затем она передала книгу мисс Тине, которая бросила взгляд на меня, а затем ушла целиком в книгу, причмокивая от наслаждения языком.

Я раскрыл томик «Наблюдений», взял рисунок феникса и поднес его к свету. Да, на бумаге ясно просматривался водяной знак, частично закрытый рисунком. Я едва сдержался, чтобы громко не рассмеяться. Это был силуэт феникса!

Я сравнил затушеванный рисунок (или это была гравюра?) с вытисненным фениксом на обложке. Они были идентичны по силуэту, но между ними имелось с полдюжины различий. Совершенно определенно, эти птицы не были одинаковыми.