Колин Уилсон - Бог лабиринта

– Понимаете, они любят, когда ими командуют, дают им распоряжения. Это помогает им избавиться от чувства ответственности – невроза цивилизации. Цель состоит в том, чтобы они себя снова почувствовали невинными и беззаботными детьми.

Я обратил внимание, что все члены этой группы интимности одеты довольно тепло, учитывая жаркую погоду. Пауль объяснил, что это тоже предусмотрено процедурой: когда они избавятся от чувства подавленности и угнетенности, они смогут одеваться в более легкие одежды.

– Сегодня вечером вы увидите, что я имею ввиду.

Я высказал опасение, что обычно секс приходит к человеческому существу естественно, а все эти заумные упражнения могут вызвать нежелательное половое возбуждение и привести к сексуальным контактам между ними. Он согласно кивнул головой:

– В группе такого размера это иногда случается, правда, не часто. Мы принимаем определенные предосторожности. Но, на удивление, это происходит крайне редко. У нас нет табу, нет наказаний, даже когда случаются такие нежелательные соития.

Мы вернулись в дом. Я спросил, что он имел в виду под словом «предосторожности».

– Я вам сейчас покажу.

Мы поднялись в комнату на втором этаже, которая, как я понял, была женской спальней. Пауль вошел туда без стука. Полдюжины женщин лежали на постелях, пудрили носы, а одна сидела на кровати в лифчике и трусиках, натягивая чулки. Они нам улыбались и чувствовали себя непринужденно. Пауль подошел к кровати, на которой лежала открытая сумка, перевернул ее и разбросал содержимое по постели: серая шерстяная мини-юбка, колготки, нижнее белье, какая-то косметика, – он заглянул в розовый пакетик. Никто, казалось, не обращал на это никакого внимания.

– Я ищу противозачаточные средства. Это самый надежный способ обнаружить того, кто собирается нарушить правила.

Он приподнял чемодан, принадлежащий женщине, которая одевалась.

– О, ради Бога, не перемешайте мне все там. Я лучше сама вам все покажу.

Она стала вытаскивать один за другим различные предметы одежды, распрямляла их и встряхивала ими. Пауль указал на французские розовые панталончики.

– Они не годятся.

– Я знаю, в спешке случайно захватила с собой. Когда мы вышли из спальни, он объяснил:

– Каждую неделю мы проводим такие проверки, чтобы они не приносили с собой противозачаточных средств. Конечно, у нас нет способа определить, принимают ли они таблетки.

– Эти таблетки уменьшают эффект от занятий?

– О, нет. Отто советует не принимать таблетки, так как они наносят вред здоровью.

– А как насчет мужчин?

– Их проверяют женщины. Каждому разрешено проверять каждого. Мы стараемся быть единой семьей.

– Почему вы были против трусиков той девушки?

– Они очень широкие. Конечно, каких-то правил насчет этого не существует, но если люди захотят секса, то эти трусики просто идеальные для этого: если внезапно включить свет – девушка полностью одета.

– В таком случае, я полагаю, женщины не снимают трусов? – спросил я, подумав о Тессе на лужайке.

– О, нет. – Он слегка удивился моей наивности. – Тогда мы не достигли бы главной цели нашей группы – интимности. Но если им хочется обменяться ласками, они спускают трусики, по крайней мере, до бедер. – Он продолжал серьезно: – Вы, кажется, не понимаете. Мы никому не навязываем строгой дисциплины и каких-либо регламентаций. Но вы сами понимаете, чем больше препятствий, тем интересней. Поэтому мы предписываем носить тугие шелковые трусики, и если у них возникнет искушение совершить половой акт, девушка должна будет их снять. Мы не поощряем нейлоновые или французские трусики, потому что их легко можно просто приспустить не снимая…

Прозвучал гонг в холле.

– А что будет теперь?

– А сейчас начнутся лекции, которые будут продолжаться до пяти часов. Я сам должен читать лекцию, поэтому я вас покину. Кстати, посещение лекций у нас обязательное. Но мы не говорим об этом новичкам – таким способом мы выявляем людей, которые пришли сюда по порочным мотивам. – Он посоветовал мне посетить различные лекции и задавать вопросы, если они у меня возникнут.

Я внял его совету. «Студенты» разделились на четыре группы. С одной из них занимался Кернер, с другой – Пауль, с третьей – Крис, а четвертую группу вела привлекательная, слегка смахивающая на школьную учительницу женщина, которую звали Гвинет. Я рад был увидеть Анжелу и Аластера, сидящих в первых рядах и ловящих каждое слово, слетающее из уст Кернера. Их группа расположилась на лужайке на свежем воздухе. Я пристроился к ним сзади и провел там минут двадцать. Кернер объяснял, почему он придерживается материалистических позиций: «Идеалисты, – утверждал он, – считают, что такие вещи, как жизнь, мысль, идеи могут существовать независимо от материи, отдельно от нее». Оспаривая этот идеалистический тезис, Кернер привел великое множество убедительных аргументов в защиту материалистической точки зрения. Но меня он, конечно, не убедил. Я согласен, что разум и мыслительные процессы неразрывно связаны с материей, но все же я верю, что жизнь привнесена в материю извне, она не является истечением материи в том смысле, в каком мы, например, говорим, что уголь является источником огня.

У меня было ощущение, что Кернер не любит, когда ему задают вопросы и оспаривают его точку зрения, поэтому я перешел к другой группе, где читала лекцию Гвинет. Она кратко пересказывала идеи Райха, и ее рассказ о «живой жидкости», которая накапливается в промежностях во время сексуального возбуждения, напомнил мне о жизненной энергии «оргона» Райха. Интересно знать, как бы Кернер реагировал на такую вольную интерпретацию идей своего учителя? Гвинет попыталась втянуть меня в активную дискуссию, которая вскоре стала очень оживленной. Члены ее группы поразили меня своей разумностью и большей независимостью суждений, чем я предполагал: они не соглашались с ней по многим проблемам. Я попытался объяснить свои собственные теории о происхождении сексуального импульса, но увидел, что они находят мои взгляды очень странными и, как выразилась одна дама, «без нужды абстрактными». Дискуссия стала горячей, и мы все удивились, когда члены других групп появились на нашей лужайке и сообщили, что занятия давно закончились и наступило время для чая.

На самом деле никакого чая не было – Кернер не любил чай, а была «санка» – кофе без кофеина. Мы также ели пшеничное печенье, намазанное тонким слоем масла. Гвинет взяла шефство надо мной и сказала, что находит мои идеи захватывающими. А я, в свою очередь, нашел ее очень хорошенькой и приятной в общении. Ей было около сорока лет, со свежим розоватым цветом лица и с довольно большими белыми зубами, делавшими ее улыбку очаровательной и чуть загадочной. У нее была школьная привычка говорить преувеличенно эмоционально. Она носила темное платье с длинными рукавами и с крестиком на груди. Ее манера вести дискуссию была упрямая и напористая, что придавало дополнительное очарование этой замечательной женщине, и я просто не мог себе представить, что ее привело в группу Кернера.