Сергей Байбаков - Курган 1. Гнилая топь

– Был бы он там, нас бы тут не было! Иди, нет его. В башню через ворота упырь точно не войдет. Нет ему сюда хода, ты закрыл. Все, неси чеснок скорее.

– Почему ход закрыт? – спросил Прозор. – Ты уверен? Любомысл?

Старик кивнул. Странно, что Прозор сам не догадался почему упырю сюда не войти. Может, не знает?

– Да вот видишь ли, Прозор, этому молодцу, – Любомысл кивнул на Борко, – удача благоволит. Впрочем, и нам пока тоже, – хмыкнул старик. Он чесноком спасся, которым с перепугу в албаста швырнул. Связка-то, чесночная, небось у ворот внизу валяется? Сюда ты без нее влетел, и без лука. Так, Борко? Так! – сам себе ответил Любомысл. – в руках у тебя только кабанчик и кувшин были. Там чеснок, у ворот. Он нежити путь закрыл и отпугнул. Иначе упырь сейчас бы тут бродил. По стенам албаст лазать не может – тяжел. Так что неси чеснок, Борко. Будем бойницы и все щели внизу запечатывать. Да не бойся ты! – улыбнулся Любомысл. – Нет его там! Иди!

Борко нехотя встал и не торопясь пошел к проходу вниз. Добромил и Милован сочувственно смотрели вслед. Любомысл, поймав взгляд Велислава, улыбнулся и кивнул: «Мол, все хорошо!»

– Был бы человек, – бубнил Борко, – с ним бы разговор короткий был: отведал бы моего меча или кулака… А так – утопленник… Упырь… албаст… Невесть что. Только нежити мне недоставало.

Недовольно бурча Борко скрылся в проеме.

– Так вот, – сказал Любомысл. – Албастов в Альтиде нет, и до сегодняшней ночи не было. Мало кто о них слышал. Теперь и вы знаете. Ты, Добромил, верно подметил: между ним и русалкой-лобастой только слова схожи. И албаст, и лобаста – это нежить, что в воде обитает. Хотя лобаста, она не совсем русалка. Вы же о русалках-берегинях слыхали. А иным и повезло: даже видели. Я вот не сподобился, а жаль. Они веселые, и вреда от них нет. Ну пошутят иногда, так ведь и люди тоже веселятся. Хоть русалок и нежитью считают, но мне кажется – зря. Душа у русалок-берегинь беспременно есть. А вот русалки-лобасты, они иные. Вот уж кто и есть самая настоящая нежить, так это они. Вот и упырь-албаст, что в рыбака Веденю перекинулся, тоже нежить. Даже хуже – он и не мертвый, и не живой. И не Веденя это, а просто видимость. Но кровь рыбака в нем еще плещется.

Послышались быстрые шаги, – Борко обернулся мигом. Не очень-то молодцу хотелось задерживаться внизу. Один, в полутьме! По стенам бегают тени от скудных светильников. Мерещится – за каждым бочонком, позади мешков поджидает кто-то неведомый и страшный – хуже упыря.

Но дело сделал. Увидя обвешанного чесноком Борко Любомысл довольно крякнул. Молодец, не побоялся снова вниз сходить. Будет из него толк. И Велислав с Прозором смотрели одобрительно: справный дружинник выйдет, себя пересилил и нежити не испугался.

– Так, – сказал Любомысл. – Пока разговоры в сторону. Милован, помогай Борко. Разбирайте чеснок, развешивайте и раскладывайте куда только взгляд ляжет, где только малейшую щелочку увидите или подумаете что она есть. Светильники возьмите и всю башню пройдите. Снизу начинайте, не ленитесь – дело нехитрое, а чеснок всем нам жизнь сохранит. Да чтоб веселее работалось, и знали, что не впустую это делаете, гляньте, что там от связки, которой Борко в албаста швырнул, осталось.

– А что осталось? – полюбопытствовал Милован.

– Не знаю, сами увидите! – ухмыльнулся старик. – Думаю, ничего там нет. Сгорел чеснок или в лучшем случае обуглился. А мы сверху раскладывать начнем, встретимся на середине. Только еще одно дело сделаем и начнем.

Увешавшись чесночными вязками Борко и Милован боязливо спустились вниз.

– Прозор, Велислав. Пока молодцы внизу ходят, да дрожащими перстами чеснок всюду распихивают, давайте больными займемся. Помогите мне.

– Что делать будешь? – спросил Велислав.

Любомысл пожал плечами. Хоть и не лекарь, но один хороший способ знает. Его все знают.

– Хлебного вина им дать. Когда непривычного человека море побьет, то первейшее средство – это чарку-другую водки выпить. Болезного стошнит, прочистит и ему полегчает.

– Что-то не слышал о таком, – ухмыльнулся Прозор.

– Ты не слышал, а я точно знаю, – твердо ответил старик. – Сам когда несмышленым мореходом по морям ходил, таким вот изнеженным способом к качке привыкал. Но это у вестфолдингов принято, у других народов пожестче: лекарей у них почитай и нет. И заботится о тебе, болезном, никто не станет. А не можешь на ногах стоять, после того как волна побьет, захочешь где-нибудь под скамьей притулится или в трюм спрятаться, так тебя плетью или кулаком быстро в чувство приведут. Говорю, первое средство от любой хвори – это крепкое хлебное вино, наша альтидская водка. У иноземцев такого напитка нет, а зря. Вернее есть, но другой: вонючий. Они водку делать не умеют, да и не из чего. Всякую дрянь взамен пшенички квасят… А когда брага поспеет, как из нее водку выгнать, не знают. Нет, наша водочка, – тут Любомысл облизнулся, – самое лучшее, что есть! Первейшее средство от всякой хвори. Ладно, заговорились. Давайте-ка, приподнимайте им головы по очереди, да зубы разжимайте. Я хворых потихоньку поить стану. Все равно ничего другого у нас нету.

Распечатав принесенный Борко кувшин, Любомысл нюхнул, одобрительно поморщился, крякнул, плеснул в поднесенную Прозором чарку немного водки, чуть смочил губы и пополоскал рот. Кивнул – годится. Крепка, гореть будет! Самое то! Встав, старик пошел в отгороженный угол к хворым дружинникам.

Прозор поднимал голову, Велислав разжимал рот, а Любомысл со знанием дела, бережливо, вливал меж губ огненную жидкость. Дело спорилось.

– Ну, что скажешь, Любомысл? – спросил Велислав после того, как последнему занедужевшему влили по четверти чарки. – Серьезно хворают?

– Не знаю, Велислав, не знаю… – задумчиво почесав затылок ответил Любомысл. – Хорошо б их к знахарю толковому. Да где его взять-то? Вот смотрю на них и думаю: не всякий знахарь с этой хворью совладает. Неладно с ними… Ладно, водка вреда не принесет, а польза может и будет. Все, идемте. Надо чеснок раскладывать. От него точно толк есть.

Чесночные головки успели распихать только на своем ярусе, когда вернулись Милован и Борко. Молодцы повеселели, испуг прошел. Тем более за воротами башни, как они не прислушивались, не раздалось больше ни одного подозрительного звука, ни шороха… В глубине души у Борко теплилась надежда, что утопленник албаст, перепугавший его до смерти, ушел обратно в реку.

– Все заделали, – улыбнулся довольный Борко. – Чеснок пихали в любую щелочку. В иную и муха не пролезет. Особенно внизу усердствовали. Ты ж, Любомысл, сказал, что албаст по стенам не может лазить. Значит, ему пусть сюда только через низ, а он закрыт. Все, можно отдыхать.

Повесив на стену плащ, Борко уселся и устало закрыл глаза. Слишком много за сегодняшний вечер выпало на его бедную голову… Но вредный старик, не дал хоть на немного забыться.