Михаил Позняк - За 101-м километром

Ворон садится на крышу ЗиСа,

Мыши… скребутся вокруг колеса.

Черная кошка бежит через двор,

Мост развалился, заклинил мотор.

Завтра в конторе уволюсь, пойду!

Ну ее к бесу, такую езду!»

– Да ты певец, охренеть можно! – восхитился из-под машины Толик, – А что такое ЗиС?

– Наверно, машина какая-то… – неуверенно ответил Иван, озадаченный вопросом.

Он оглянулся вокруг – слесаря оживленно обсуждали песенку, Семен снова куда-то исчез. Мастер Гирин, нахмурив брови, что-то обдумывал.

– Слушай, весельчак! – произнес он, наконец, – Как с движком закончишь – займись картофелекопалкой. Это срочно!

Потрясенный Иван уставился во двор, где бесформенной глиняной глыбой возвышалась привезенный прямо с поля агрегат. Вымыть ее никто так и не удосужился, и ремонт оттягивали до последнего, справедливо считая, что понадобится она в следующий раз более, чем не скоро. Мало того, слесаря между собой давно называли ее «Приз за Главный Косяк Месяца», и подзуживали друг друга кому она достанется в итоге. Понятно, что Иван считал себя полностью свободным от этой участи, и вот на тебе…

– За что? – только и смог вымолвить растерянный Иван.

– А чтобы жизнь медом не казалась! – торжествующе объявил мастер и скрылся в кандейке.

Иван оглянулся кругом, не в силах поверить в случившееся. Но все было взаправду, он натыкался на взгляды слесарей, в которых читались одновременные сочувствие и облегчение от того, что беда пронеслась мимо них. Опустив голову от жалости к себе, он уткнулся в полуразобранный мотор грузовика и возился с ним, не разгибаясь, до самого вечера. Вероятно, в середине дня он ходил на обеденный перерыв, но в памяти этого не осталось совершенно.

Вместе с остальными, он вышел на улицу, где уже спустились вязкие осенние сумерки, и уставился на злополучный агрегат. Идеально круглые от налипшей глины колеса, заклинивший от намотавшихся осклизлых стеблей и раздавленных клубней транспортер, перекосившийся бункер. В неровном свете, падающем из полузакрытых ворот, картофелекопалка выглядела как подбитый истребитель инопланетных захватчиков. Еще раз горестно вздохнув, Иван потащился на ежевечерний прием к врачу.

Уже походя к домику с грубо намалеванным красным крестом на двери, он снова наткнулся на киномеханика Семена. Тот стоял, прислонившись к фонарному столбу, и что-то явно соображал, глядя на него. Иван остановился, ожидая продолжения, но Семен молчал, впав какую-то задумчивость, а потом и вовсе пошел прочь. Чем он занимался помимо показа фильмов, Иван не имел ни малейшего понятия, но вряд ли руководство колонии могло предоставить его самого себе. Вроде и к врачу тот ходит по какому-то особому графику… В общем, кто его знает, странный он.

Иван уже почти поднялся на крыльцо из двух ступенек, когда темнота у барака зашевелилась, и оттуда появился Афанасий Шабалкин по прозвищу Шайба. Слегка сгорбленная фигура, напоминающая оживший холодильник, вразвалку подошла к Ивану, и на него уставились маленькие злые глазки медведя-шатуна.

«Опять его накрыло! – догадался Иван, – Даже таблетки на него не действуют!» Действительно, на тупого и неразговорчивого Афанасия периодически «находило», и он принимался бродить по территории, разыскивая себе жертву, до которой можно было бы додраться. В прошлый раз его кто-то успел ловко ударить обрезком доски по голове, когда он уже начал избивать недотепу Славика, а подбежавший врач всадил ему полный шприц успокоительного, пока тот не успел очухаться. И надо же, опять началось. Ну, что за день такой…

Немного покачавшись перед ним, Шайба все-таки сообразил, что связываться с бывшим налетчиком – не лучший выбор, и побрел куда-то дальше, скрывшись за угол. Пожав плечами, Иван постучал в дверь медпункта и вошел внутрь.

– Как здоровьичко, Пафнутьев? – поприветствовал его врач, растянув губы в фальшивой улыбке, – Присаживайся, рассказывай: что удалось вспомнить?

– Да вроде, ничего, – ответил Иван, примащиваясь на краешек стула, – В смысле, не вспомнил больше ничего.

– Ай-ай-ай! Вот, что значит, всякую дрянь в себя глотать! Ты уж старайся, Пафнутьев, без осознания и раскаяния – нет и исправления. Пока не вспомнишь и не осознаешь – так и будешь тут куковать. А ты еще парень молодой, все впереди…

Полистав медицинскую карту Ивана, врач сверился с какой-то таблицей и высыпал из больших флаконов две таблетки – оранжевую и белую. Проследив, чтобы тот запил лекарство противно-теплой водой из чайника, он жестом указал Ивану на обшарпанное кресло со здоровенным колпаком на длинной стойке, напоминающим стационарный фен из парикмахерской:

– Пожалте на гипноз, Пафнутьев!

Сморщившись, Иван подошел к креслу и осторожно уместился в нем. Гипноз он не любил, ощущая, как голова его варится в этом колпаке, словно куриное яйцо в кастрюльке. Несколько раз ему казалось, что он видит во время этих странных сеансов какие-то картины, но ничего конкретного рассказать не мог, к разочарованию врача. Колпак надвинулся, стало темно. Врач защелкал какими-то тумблерами, устанавливая режим.

– Расслабься и получай удовольствие! – в голосе врача сквозила издевка.

Какое там еще удовольствие… Иван расслабился и постарался задремать, пока тот колдует со своим бессмысленным устройством. Меньше всего ему хотелось оказаться после сеанса полным идиотом, за что врачу, скорее всего, ничего бы и не было. Кому нужен какой-то до конца не излечившийся наркоман?

Но то ли переживания неудачного дня повлияли на этот раз, то ли врач наконец-то нащупал верное сочетание режимов, неизвестно – удивленный Иван словно провалился в яркий солнечный летний день. Он ощутил себя стоящим в широком холле какого-то банка с тяжелой штурмовой винтовкой в руке. Вокруг, на мраморном полу, лежали испуганные посетители, прикрывавшие головы руками. Кассир за стойкой судорожными движениями вытряхивал пачки денег из распахнутого сейфа в большую красно-синюю сумку. Но что-то уже шло не так, и за высокими стрельчатыми окнами с скрежетом тормозов остановилась полицейская машина, и из нее выскочили копы, на ходу целясь в его сторону из револьверов. Потом был прорыв, и пока Вага прикрывал отход короткими очередями, заставляющими полицейских вжиматься в асфальт, вся банда рванула через парк, рассыпаясь в разные стороны. Он выскочил на какой-то перекресток с фонтаном, почуял опасность, подхватил зазевавшуюся девушку, и заозирался, прикрываясь ей как щитом. И столкнулся взглядом с человеком в пиджаке с полицейской бляхой на поясе. Тот смотрел на него сквозь прицел армейского карабина, и во взгляде его не было ничего кроме безграничного презрения. Палец полицейского сдвинулся, дуло карабина озарилось вспышкой. И Иван содрогнулся от пробивающей его грудь пули…