Валерий Качаев - 48 листов в клетку

– Скажу, что ты моя дальняя родственница.

– А если серьезно?

– Не переживай. С родителями я созвонился сразу после того, как ты согласилась поехать со мной. Они нас с нетерпением ждут.

– И все же… Кто я для тебя?

– Со мной мама разговаривала. Я ей сказал, что приеду со своей девушкой.

– А почему не сказал, что с невестой?

– …

– Да ладно, ладно. Это я так. На твою реакцию посмотреть захотела.

Всю дорогу, вплоть до самого Уречинска, я отвечал на Викины бесчисленные вопросы. Сидел, слушал и, глупо улыбаясь, что-то говорил в ответ. Интересовало Викторию практически все, что касалось моего родного городка. И за нашими разговорами время пролетело незаметно.

Отец с матерью были очень рады, что их сын приехал не один и что у него появилась девушка. Учась в школе, я редко болтался по улицам без дела, уделяя все свободное время спорту и учебе, потому что хотел во что бы то ни стало поступить в институт на бюджет, а для этого нужно было успешно сдать экзамены. Мое желание было вполне понятным – вырваться из увядающей провинции с ее чахлым неторопливым укладом в полный энергии процветающий город, сделать там карьеру и по возможности посмотреть мир. На ухаживание за девчонками у меня просто не оставалось времени.

До самого вечера мы просидели у родителей, не выходя из дома. Под мамины комментарии Вика терпеливо пересмотрела все альбомы с семейными фотографиями и многочисленные дипломы, которые я получил за время учебы в школе, то и дело с улыбкой поглядывая в мою сторону. За ужином, после бокала вина, бутылку которого отец извлек из своих особых запасов, Вику вдруг потянуло на разговоры. Не знаю, что на нее нашло. То ли так подействовал алкоголь, то ли еще какая напасть, но от первоначальной зажатости и несвойственной ей скромности не осталось и следа. Она заговорила обо всем и ни о чем одновременно, перескакивая с одной темы на другую, как будто старалась нагнать план, наверстывая проведенные в молчании часы.

– На прошлой неделе смотрела передачу по кабельному, – не унималась Вика. – Правда, не помню, что был за канал. Да это и не важно. Показывали, как гробы делают. Не у нас. За границей где-то. Очень интересно.

– Да что ты говоришь?! – сказал я, видя, что родители находятся в легком замешательстве от выбранной Викой темы. – И что именно интересно?

– Знаете, я всегда полагала, что смерть человека – это неизбежное, отвратительное, но исключительно редкое событие. А когда маленькая была, то и вовсе думала, что никогда не умру. Наверно, так все дети думают. Несмышленыши, что с них возьмешь? Потом конечно, подросла, стала постарше и однажды до меня дошло, что всё то, что я вижу вокруг, всё, к чему могу прикоснуться, в моем распоряжении лишь на очень короткое время, словно дано напрокат. И я для себя твердо решила, что никогда и ни при каких обстоятельствах у меня не будет собственных детей.

После неожиданного Викиного откровения в комнате воцарилась тишина.

– Ну, у тебя и мысли, – немного опешив, сказал я. – Откуда такой негатив? Жизнь прекрасна!

– На самом деле, Виктория, откуда это? Ты такая молоденькая, жизнь еще только начинается. Давайте, за долгую и счастливую, еще по бокалу! Не будем о плохом, – поддержал меня отец.

– Я не договорила. – Вику было уже не остановить. – Так вот, посмотрев эту передачу, я вдруг поняла одну вещь. Сейчас постараюсь объяснить. Только вы меня не перебивайте, пожалуйста. Все дело в масштабе восприятия. Вот представьте. Стоит огромный завод. В его огромных шумных цехах круглосуточно работают огромные станки. Постоянно вращаются какие-то механизмы. Они оглушительно грохочут, выштамповывая различные металлические детали, которые потом бесконечным потоком идут на дальнейшую сборку. А собирают из этих деталей гробы. Собирают, не останавливаясь ни на минуту, в три смены, день за днем, без выходных и праздников. Их красят в различные цвета, покрывая несколькими слоями лака, чтобы придать привлекательный товарный вид. А затем битком набитыми фурами отправляют будущим потребителям. Так вот, когда до меня дошло, кто эти будущие потребители, меня аж затошнило. Я вдруг представила, как за стенами этого ужасного завода работает еще один конвейер, на котором, выстроившись в ряд, друг за другом стоят люди. Где-то среди этих людей нахожусь и я. Лента медленно ползет, выдерживая свой размеренный темп, поступательно двигаясь вперед. Мимо проплывают города, вокзалы, деревья, дома, в общем, все те вещи, что мы ежедневно встречаем в жизни. Я могу ко всему прикоснуться, могу потрогать что-то, попробовать, но вот взять с собой не выходит, потому что я пребываю в постоянном движении, и единственное, что остается со мной, это только какие-то впечатления и воспоминания. Впереди, поодаль, на той же ленте, находятся мои родители. Они оборачиваются, смотрят на меня и улыбаются. Но конвейер не стоит на месте, все движется и движется вперед, и в какой-то момент я начинаю замечать появившееся на их лицах нескрываемое беспокойство. И вот они уже взволнованы, и их волнение постепенно нарастает. Потому что с того места, где они находятся, хорошо видно, как люди, стоящие немного впереди, начинают исчезать на стыке этих двух конвейеров, пропадая в чреве жестяных гробов, словно консервная начинка. Но с моей точки что-то увидеть не представляется возможным, и, не понимая, что там происходит впереди, я глупо улыбаюсь, с любопытством разглядывая постоянно меняющиеся декорации… Что, собственно, я хотела сказать? Так вот. Наша жизнь – это не что иное, как тот самый конвейер, по соседству с которым находится завод по производству гробов. И я не желаю, чтобы на этом конвейере оказались и мои дети, потому что страшнее смерти может быть только ее ожидание. А оно приходит, буквально сразу, как только человек начинает реально осознавать окружающий мир и воспринимать его таким, какой он есть.

– Ну, ты, Вика, даешь. А просто не думать об этом нельзя?

– Тот, кто любит жизнь, не может не думать о ее завершении. А я ее очень люблю. Вот сейчас скажу вам еще одну вещь и ни для кого, наверняка, не открою секрет. Все мы здесь, все без исключения, обречены на смерть. Не новость? Правда? Но ужас этой правды заключается в том, что подписали смертный приговор нам самые близкие люди. Наши любимые родители. Дав возможность появиться на свет. И теперь мы живем, как говорится, в ожидании его исполнения, в точности так же, как смертник, осужденный по расстрельной статье, ожидает своей участи. С той лишь разницей, что нам приговора никто не зачитывал.

– Та-а-к. На сегодня, по-моему, вина достаточно, – произнес внимательно слушавший Вику отец. – Или наоборот?