Дженни Джонс - Голубое поместье

Огни выхватили его из тьмы всего лишь на мгновение. Стоявший на краю дороги мужчина, блеснув прилизанными дождем волосами, прикрыл руками лицо, скрывая глаза. Похоже было, что он собирается шагнуть на дорогу, в поток несущихся машин.

Она едва не остановилась. Нет, не едва. Ни одна женщина не остановит ночью машину, чтобы подобрать незнакомца, чуть ли не прячущегося возле дороги.

Кроме того, он был не один. Рут успела заметить две неясные фигуры, сидевшие на краю позади него. Для подробностей было слишком темно, и она ехала чересчур быстро.

Она даже не задумалась. Он не был одинок: те, кто был с ним, должны были предотвратить любое несчастье. Она спешила домой; проехав лесной дорогой, она сразу повернула на Коппис-роу. Деревья здесь были гуще, они почти прикрывали въезд на аллею.

С привычным нетерпением она остановилась, чтобы открыть ворота, а потом слишком уж быстро помчалась по обсаженной деревьями аллее. Неважно, других гостей в этот вечер не будет.

Их было трое.

Рут оставила автомобиль на подъездной дорожке, едва отметив, что в доме не горит свет. Белые розы — единственная радость — бледными огоньками светились вокруг террасы. Она поднялась по нескольким ступенькам к входной двери, открыла ее.

И словно вступила в раскаленную печь. В доме было жарко и душно. Занавеси, наверное, были задернуты весь день, подумала она. Тяжелый бархат оставлял снаружи солнце, перекрывал доступ воздуха. При всем своем размере дом угнетал. Она оставила дверь открытой, и холодный, влажный от дождя воздух хлынул в дверь.

— Закрой дверь.

— Надо проветрить, — ответила она кротко, включая лампу, стоявшую возле двери.

Сидевший за длинным столом Саймон заморгал от внезапного света.

— Что ты делаешь во тьме? — Она не ожидала ответа: вопрос, конечно же, был излишним. В занятии его сомневаться не приходилось: бутылка виски уже наполовину опустела.

Не закрывая двери, она села напротив него, открывая дорогу в холл насекомым.

Рут налила и себе. А что, почему бы и нет?

— Ну как дела сегодня? Как твои психи?

— Так себе.

— Можешь не говорить мне, я знаю. — Он медлил, поворачивая бокал в тонких пальцах. — Словом, ты получила истинное удовольствие? Много ли душ повернула назад от самого края? И как насчет благодарности, ощущения выполненной работы, крохотного огонька, зажженного в скорбной тьме злого мира?

Он встал и направился в сторону выключателя.

Темнота. Она опустила бокал.

— А где Кейт?

— В постели, а где же еще? Уже поздно. Рут! — Он стоял вполне спокойно, она слышала его дыхание, жесткое и напряженное.

— Кто-нибудь звонил? Гости были?

— Нет, или ты кого-нибудь ожидала? — Голос Саймона потерял резкость, в нем слышалась только усталость. Она направилась к нему, осторожно огибая стол и стулья.

— А теперь пора в постель! — Она взяла его за руки.

Дрожь Саймону скрыть не удалось. Неспешно, изображая, что она не заметила этого, Рут высвободила свою руку и шагнула назад к двери, чтобы закрыть ее.

— Пойдем, тебе нужно поспать…

— Это ты так говоришь! — Внезапный гнев, слова резкие и жесткие.

Прибегнуть ли к извинениям… обычным, честным и безвредным? Или же нет? Рут поглядела на руки.

— Ну, лично я иду ложиться. Ты чего-нибудь хочешь… может быть, травяного чая, какао?..

Молчание. Ответа она и не ожидала. Тем не менее Рут приготовила ему питье и отправилась спать.

В ту ночь ей привиделось, что тот человек все еще стоит перед ней. Руки закрывают глаза, волосы прилипли к голове, гладкие и темные под дождем; он стоял возле ее постели, готовый шагнуть вперед. Рут шевельнулась, отворачиваясь, и наткнулась на Саймона. Оба отпрянули друг от друга, как слизняк от осы, как целлофан от огня.

Сон закончился. Она лежала, открыв глаза, и только неясные очертания занавесей заставили ее вспомнить о фигурах, наблюдавших за ней из-за его спины.

Яркий свет слепил, инстинктивно он поднял руки, чтобы прикрыть глаза, и тогда ястреб скользнул в ночное небо.

Рев, яркая вспышка, он отступил назад с дороги. И вовремя. Взлетела грязная жижа; красные огни исчезли вдали, и теперь уже новая машина мчалась через ночь к нему.

Хмурясь, Бирн отступил на шаг, опустил руки, глаза его сделались внимательными. Он медленно повернулся. Позади него темнели промоченные дождем скучные деревья, низкие кусты, ежевика и папоротник.

Пахло бензином, машинами, маслом и грязью. Его ноги то и дело ступали на мусор: промокшую бумагу, блестящие консервные банки, апельсиновую кожуру…

Поздно, уже далеко за полночь. Последний везший его водитель нервничал, шарахался от грузовиков, словно испуганный кролик.

Он устал от этого голосования, недолгих разговоров с незнакомцами. Для одной ночи довольно, Бирн хотел отыскать где-то укрытие, спрятаться от дождя. Теперь поздно искать отель или гостиницу, ему хватит навеса или гаража. В середине лета холодов можно не опасаться. Он заехал слишком далеко и чересчур быстро.

На дороге шумели машины, скользкая трава под его ногами казалась сальной. Он направился вдоль края леса, параллельно дороге, разыскивая тропу — любой путь, уводящий в сторону от движения.

Дождь все шел, дорога сделалась ужасной. Возможно, ему не следовало бежать, наверное, надо было встретить случившееся лицом к лицу…

Тропы не было. Немного погодя он понял, что повернул назад к Эппингу. В густом лесу не обнаруживалось прогалин, ничего не было заметно и на другой стороне дороги. Впрочем, дождь начал ослабевать, и Бирн заметил луну — пятно, проступавшее за редеющими облаками. Поспать можно и под деревом.