Лис Арден - Повелители сновидений

Она стоит, вытянув руки вдоль тела, запрокинув голову; и так сильно вздрагивает, словно ее избивают кнутом. Кроа вскрикивает всего один раз, ее короткий, отчаянный вопль бьется о потолок, рвется из закрытых окон… Она падает. Сеть, вымоленная святыми отцами и разорванная ее любовью, укрывает ее все новыми и новыми витками.

Бернар, ничего не понимая, смотрит, как у ног Доминика корчится маленькая женская фигурка. Тело, созданное из заимствованного людского тепла, зыбко и бесплотно. Никогда не жившая на земле меняет десятки личин, скрывавших некогда ее истинный облик. Доминик поднимает руку и чертит над нею в раскаленном, вибрирующем воздухе знак креста. Суккуб исчезает… будто и не было никогда. Ничего не было.

Кон-Науд просыпается. Он вспоминает, что такое уже было однажды — изломанное, измученное тело, измятое сознание, скомканные мысли, перепуганные ощущения. Инкуб со стоном поднимается, садится на теплой лиловой траве, обхватив руками голову.

— Болит? — и голос этот ему знаком. Низкий, дружелюбный.

— Ничего, полегчает… ты как-никак дома.

— Ты говорил, я свободен не возвращаться сюда… — через силу выговаривает инкуб.

— Тебя перенесла сюда твоя сестра. И, знаешь ли, я не буду гневаться на нее за это. Она была вправе спасать тебя, Кон-Науд.

— От кого? — инкуб прикасается к плечу и шипит от боли — зеленоватая кожа обожжена и покрыта пузырями.

В ответ Люцифер опускает глаза и тихо говорит:

— От смерти тебя спасла Кроа. А сестра спасет тебя от одиночества.

И скупо, с трудом подбирая слова, рассказывает Кон-Науду о — да собственно говоря о том, как Бернар опять отнял у него Тибор. Только на этот раз навсегда.

— Я убью его. — Инкуб улыбается.

— Нет. Мы никого не убиваем. Люди справляются с этим сами.

— Тогда… я должен что-то сделать. — Кон-Науд смотрит на Люцифера — то ли с мольбой, то ли с угрозой.

— Ты уже сделал. Укоротил жизнь Ансельма Торонетского почти вдвое. А жить он собирался, скажу тебе, долго, сытно и удобно. И у него бы это получилось.

— Этого мало. За Кроа?.. меньше, чем мало.

— Глупец. — Люцифер усмехается. — Что может быть больше жизни? Ты забрал у него единственное, чему он был хозяин — его время, отпущенные ему дни. Подумай — и ты согласишься со мною.

Они молчат. Инкуб поднимается, морщась, расправляет плечи.

— Люцифер. Я не чувствую в себе силы вернуться в мир людей.

— Это пройдет. Ты слишком обессилел, этот святой отец повытянул из тебя почти все. Понадобится провести время здесь, чтобы прийти в себя, а потом… Ну, а потом тебе придется позаимствовать толику людского тепла.

— Прежде я обходился без этого.

— А теперь уже не сможешь. Я не думаю, что ты устоишь перед возможностью подарить тому же Бернару еще один морок. Да, чуть не забыл.

Люцифер встает, стряхивает приставшие к черно-алому плащу лиловые травинки.

— Пойдем, покажу тебе твое королевство.

Если ты смотришь на облака с земли — ты видишь только их подошвы, это все равно, что смотреть на землю из-под земли. Но если подняться выше, то облачные стены расступятся, и ты увидишь королевство снов.

Нет ему ни начала, ни конца, и четких пределов ему не положено. Здесь можно найти все, чем богата и чем бедна душа человеческая — сбывшиеся надежды и воплотившиеся страхи, чудовища спящего разума и ангелы задремавшего сердца.

Кон-Науд и Люцифер сидят рядом на одном из белоснежных утесов, возвышающихся над облачным морем.

— И как этим править? — ни к кому, в сущности, не обращаясь, говорит инкуб, поглаживая крыло сокола, сидящего на его плече.

— А никак. Да и не нужно. Здесь все твое — ты можешь войти в любой сон, можешь сплести любой морок… ты свободен творить, быть Мастером Сновидений. Тебе ведь это нужно, Кон-Науд?

— Я могу сплести сон о ней?

— Сон о сне? — Люцифер качает головой. — И кого ты приснишь? Тибор? Или Агнес? Или Кроа?

— Он приснит любовь. — Это Слуа, неслышно подлетевшая и опустившаяся позади них. — И бедняга смертный, осчастливленный таким мороком, потеряет покой и разум, и вся его прежняя жизнь полетит к чертям… извини, Люцифер.

— Ничего… я не в обиде.

— И невозможно ему будет любить — и не плакать. И даже воздух будет причинять ему боль. А когда придет его час умирать — он возблагодарит господа за это счастье, за горькую лазурь, в которой захлебнулось его сердце. И, как и положено смертному, промахнется со своими благодарностями. Ибо счастье это ниспошлешь ему ты, брат певец.

Улыбка осторожно прикасается к уголкам рта короля-инкуба.

— Я, пожалуй, пойду… — он встает и делает первый шаг вниз, в облачную долину.

— Ты уверен? — тихо спрашивает Слуа Люцифера, глядя в спину уходящему брату.

— Здесь? В Долине Снов? — смеется тот в ответ. — Лучшего Мастера Сновидений даже я не создам — трубадур, да еще и инкуб. Вот увидишь, ему понравится.

— Кон-Науд! — Слуа бесцеремонно оторвала брата от виолы, которую она сама ему и подарила несколько месяцев назад.

— И что такое случилось, чтобы моя сестра столь спешила, что даже запыхалась? — когда он задерживался в замке Мастеров, почти все время проводил в большой зале у камина — это напоминало ему прежние счастливые времена.

— Вставай, ленивец! Быстро, а то все пропустишь — сам знаешь, эта благодать долгой не бывает. — И Слуа усмехнулась, облизав губы, и пояснила — Выпускают Изымателя. Для Бернара. Пришел его час. Идем же!

— Зачем?.. — Кон-Науд пожал плечами и вернулся к виоле.

— Не понимаю. — Слуа даже ногой топнула. — Как зачем?! Ты король, ты не можешь быть таким небрежным.

— Он — трубадур… по странной случайности оказавшийся королем. — Следом за Слуа вошла Огневица, держа в руке пару плетей, свитых из жил дракона — только их удары и могли сдерживать свирепость Изымателей. — Или король, ставший трубадуром. Но — что так, что эдак — сначала трубадур. А все остальное… Пойдем, Слуа. — И Огневица протянула ей плеть.

Конец

Октябрь 2005 — февраль 2006.