Джим Батчер - Белая ночь

— Чего я не понимаю, — признался я, — так это вас с Марконе. Я-то думал, вы его ненавидите. Блин, вы же яшкались с силами тьмы, помогали производить наркотик… помогали Человеку-Тени убивать людей — в общем, действовали против него.

— Ненависть, — ответила она, — и любовь не так отличаются друг от друга. Обе нацелены на кого-то конкретного. Обе сильны. Обе полны страсти.

— Ага, и между «любить» и «убить» тоже разницы немного. Так, пара букв, — я пожал плечами. — Но вот вы здесь, и работаете на Марконе. В должности мадам.

— Я преступница закоренелая, мистер Дрезден, — ответила она. — Я привыкла оперировать суммами никак не меньше шести-семизначных. Я плохо приспособлена к работе официанткой в дешевой забегаловке.

— То есть все дело в презренном металле, так?

— И в отношении, — ответила она и тряхнула головой. — Причины, по которым я здесь, вас, Дрезден, не касаются, и не имеют отношения к интересующему нас делу. Задавайте свои вопросы или убирайтесь.

— Скажите, после того, как вы расстались с остальными членами Ордена, вы им звонили?

— Мы с вами, — тихо произнесла она, — снова в тупике — абсолютно так же, как прежде. Вне зависимости от того, что я вам отвечу, вы мне явно не поверите.

— Вы им звонили? — повторил я.

Она смотрела на меня спокойно, бесстрастно. Взгляд ее был настолько пуст, что ее элегантный черный костюм производил впечатление похоронного. Ну, не знаю, кому бы он подошел больше, скорбящим или самому покойнику. Потом она чуть прищурилась и кивнула.

— А-а… Вы хотите, чтобы я посмотрела вам в глаза. На мой взгляд, определение страдает избыточным драматизмом, но, если я не ошибаюсь, это называется «заглянуть в душу».

— Да, — подтвердил я.

— Я не догадывалась, что это детектор лжи.

— Это не он, — сказал я. — Но это поможет мне понять, что вы за человек.

— Я знаю, что я за человек, — возразила она. — Дееспособный, но наполовину сумасшедший. Я бессердечна, расчетлива, пуста, и я питаю очень мало симпатии к человечеству. Вам этого достаточно?

Секунду или две я молча смотрел на нее.

— Нет, — очень тихо произнес я, наконец. — Боюсь, мне этого мало.

— Я не намерена ничего вам доказывать. И не допущу подобного вторжения в мое «я».

— Даже если это означает смерть еще одной или нескольких ваших подруг из Ордена?

Она ответила, чуть помедлив, словно колебалась.

— Мне так и не удалось защитить их. Как бы я ни… — она осеклась и тряхнула головой. Голос ее снова обрел уверенность. — Анна проследит, чтобы с ними все было в порядке.

Секунду я смотрел на нее, и она спокойно смотрела на меня — в точку над моими бровями, избегая встречаться со мной взглядом.

— Анна для вас что-то значит? — спросил я.

— Насколько это вообще возможно для кого-либо, — сказала она. — Она проявила доброту ко мне, хотя ее никто не обязывал. Она не имела в этом никакой корысти. Она достойный человек.

Я внимательно смотрел на нее. Я давно уже работаю — и профессиональным чародеем, и профессиональным сыщиком. Работа чародея чертовски полезна и увлекательна, но она совершенно не обязательно учит вас разбираться в людях. Гораздо больше она учит вас разбираться в себе.

Зато работа сыщика целиком состоит из анализа чужих характеров. Ты разговариваешь с людьми, задаешь им вопросы, выслушиваешь их ложь. Большинство дел, с которыми приходится разбираться сыщику, буквально напичканы ложью. Я навидался лжецов всех видов, размеров и цветов. Я набрался лжи большой, маленькой, чистой, глупой — какой угодно. Хуже всего, когда ложь молчалива — или представляет собой правду, в которую подмешано чуть-чуть обмана. Чуть-чуть, но достаточно, чтобы она прогнила до основания.

Хелен не лгала мне. Она могла быть опасной, она могла заниматься черной магией, чтобы отомстить кому-то, могла быть холодной и бездушной — но она ни на мгновение не пыталась скрыть этого или отрицать того, что случилось.

— О Господи, — тихо сказал я. — Вы не знаете.

Она нахмурилась — а потом лицо ее дрогнуло и побелело.

— Ох, — она закрыла глаза. — Ох, Анна. Бедная дурочка, — не прошло и секунды, как она открыла глаза. — Когда? — спросила она, прокашлявшись.

— Несколько часов назад. В гостиничном номере. Самоубийство.

— А остальные?

— В безопасности. В убежище и под охраной, — я сделал глубокий вдох. — Я должен знать точно, Хелен. Если они вам правда не безразличны, прошу вас, помогите мне.

Она кивнула, глядя в никуда.

— Ради них, — сказала она. И посмотрела мне в глаза.

Феномен заглядывания в душу — вещь, достаточно загадочная. До сих пор никому точно не известно, как он действует. Лучшие описания этого явления скорее поэтические, нежели научные.

Глаза — окна человеческой души.

Позвольте чародею заглянуть вам в глаза — и вся ваша суть окажется для него открыта. Каждый воспринимает это по-своему. Рамирес как-то говорил мне, что слышит это как мелодию, соответствующую тому, в чьи глаза он смотрит. Другие видят в чужой душе серию застывших изображений. Боюсь, что в моем случае заглядывание в душу носит самый непредсказуемый и запутанный характер из всех, о которых мне приходилось слышать. Я вижу другого человека в виде символов и метафор, иногда в объеме и со стереозвуком, иногда расплывчато, с едва слышным шепотом.

Однако и тот, в кого ты заглядываешь, получает взамен отличный обзор твоей души. Какие бы вселенские силы ни заправляли этим процессом, они явно решили, что игра в одни ворота здесь недопустима. Ты видишь других. Другие видят тебя — причем с той же устрашающей четкостью.

Для меня заглядывать кому-либо в глаза всегда рискованно. Пожалуй, тут меня поймет любой. Попробуйте сами: подойдите к кому-нибудь и, ничего не говоря, загляните ему в глаза. Секунду, или две, или три вы словно проваливаетесь куда-то. А потом вы сразу ощутите внезапный контакт, связь. Нормальный человек на этом месте неловко кашлянет и отвернется. Но чародей доведет все до конца.

С учетом всего этого мне не стоило удивляться тому, что, стоило Хелен заглянуть мне в глаза, как уже через секунду это приобрело до неуютного интимный характер и…

…и я стоял в Чикаго, в одном из парков на берегу озера. Парк Калюмет? Возможно. Я не видел домов за деревьями, поэтому не мог сказать наверняка.

Зато я видел семью Беккитов. Мужа, жену, дочь — девочку лет десяти-одиннадцати. Очень похожую на мать, женщину с морщинками в углах улыбчивых глаз и белозубой улыбкой, почти ничем не напоминавшую ту Хелен Беккит, которую я знал. Впрочем, это была она.

Они приехали сюда на летний пикник. Солнце клонилось к закату, и они возвращались к своей машине. Мать и отец шли по обе стороны от девочки, держа ее за руки.

Я не хотел видеть того, что произойдет. Но и выбора у меня не оставалось.