Лео Перуц - Ночи под каменным мостом. Снег святого Петра

– Ну что? Вы готовы? – услышал я голос Федерико.

Я утратил всякое самообладание и перестал здраво мыслить. Я ощущал только страстное желание помериться с ним силами, сразиться, как в настоящем бою.

– Начинайте! – воскликнул я, и наши клинки скрестились.

Я припоминаю, что вначале у меня было нечто вроде плана. Я все еще был убежден, что я сильнее своего противника и что от меня зависит придать ходу поединка то или иное направление. Я не хотел ранить Федерико, я хотел только ограничиться зашитой, свести все его выпады на нет и в подходящий момент выбить оружие из его руки.

Но дело приняло совсем иной оборот.

Уже по первым ударам Федерико я понял, что до сих пор он только играл со мной. Теперь он относился к нашему поединку серьезно. Я имел дело с чрезвычайно искусным фехтовальщиком и непримиримым врагом. Он нападал на меня с такой смелостью, такой страстностью и одновременно с такой осторожностью, каких я не встречал доселе ни у одного из своих противников. «С кем я дерусь?» – спрашивал я самого себя, отступая шаг за шагом назад. Кто этот грозный противник? Чье у него лицо? Откуда у него взялся этот неудержимый и бурный темперамент?

Я больше не думал о том, чтобы ограничиваться защитой. Я видел, что на карту поставлена моя жизнь, и перешел в нападение, но он без особых усилий отбивал все мои выпады. С ужасом я убедился, что не имею ни малейших шансов на успех. Он оттеснил меня к самой стене. Рука моя устала, и я понял, что погиб. Я сознавал, что в ближайшую секунду последует заключительный удар… В отчаянии собрав все оставшиеся силы, я пытался отсрочить неизбежный конец. Мною овладел страх…

– Прекратить! – раздался вдруг чей-то голос.

Мы подняли наши клинки кверху.

– Ну как, доктор, вы довольны моим учеником? – спросил барон.

Мне кажется, что я засмеялся. Истерический смех – вот и все, к чему свелся мой ответ.

– Теперь я возьму на себя руководство поединком, – продолжал барон. – Федерико! Один шаг назад. Еще один. Я буду тебе подсказывать удары. Тот, кто окажется тушированным, обязан сам об этом заявить. Внимание! Начинайте.

С молниеносной быстротой он стал подсказывать удары, и с такой же быстротой Федерико выполнял его приказания. И вдруг рапира вылетела из моей руки. Федерико поднял ее и подал мне. Затем он молча протянул мне руку.

Барон проводил меня до ворот парка.

– Для своих пятнадцати лет Федерико довольно хорошо фехтует, не правда ли? – заметил он, прощаясь со мною.

– Ему только пятнадцать лет? – спросил я. – Но он не производит впечатления мальчика, он настоящий мужчина.

Барон отпустил мою руку.

– Да, он мужчина. Он уже взрослый, – сказал барон, и по его лицу скользнула неясная тень, – Представители того рода, из которого он происходит, очень рано мужают.

По пути домой мною овладело очень странное состояние. Мне казалось, что я не иду, а парю над деревенской дорогой. Порою во сне испытываешь ощущение, словно тебя несет порывом ветра. Вот и сейчас я чувствовал себя бестелесным, лишенным всякого веса и вместе с тем очень взволнованным и почти потрясенным. Появилась Бибиш и вступила за моей спиной с кем-то в поединок. Поединок не на жизнь, а на смерть. Все мое существо было взбудоражено, и острее, чем когда-либо, я ощущал, что живу полной жизнью. Мне кажется, я был очень счастлив в это утро.

В моем кабинете меня дожидалась какая-то старушонка, мать лавочника из соседнего дома. Она жаловалась на сильный кашель, стесненное дыхание, боль при глотании и царапанье в горле.

Я посмотрел на нее с недоумением и крайним изумлением.

Я совершенно позабыл, что состою здесь деревенским врачом.

Я ее встретил…

Я встретил Бибиш неделей позже. Это было в обеденное время: на деревенской улице дрались собаки, лавочник стоял перед дверями своего заведения и кричал мне, что наступает оттепель. Я пошел дальше, завернул за угол и увидел автомобиль марки «кадиллак»…

Зеленый автомобиль стоял перед маленьким приветливым домиком с выкрашенными в голубой цвет ставнями и небольшим эркером над дверью. Двое рабочих с помещичьего двора вытаскивали из автомобиля какой-то большой предмет странной формы, обтянутый парусиной, и вносили его в сени. Бибиш стояла в стороне и разговаривала с князем Праксатиным. Она не видела меня. Коричневая овчарка терлась головой о ее черное котиковое манто, а вокруг нее шумели радостно суетившиеся в лучах зимнего солнца воробьи.

– Итак, вы разыскали его, – говорил русский. – И даже беседовали с ним. Да вы просто ангел, Каллисто! Ваши слова звучат в моих ушах, словно пасхальный благовест колоколов. Как он себя чувствует? Чем он теперь занимается? Голова его всегда бывала полна всевозможных замыслов. Находившуюся у него в кармане сотню рублей он превращал в тысячу – такой уж он был человек. Но почему же он не отвечал на мои письма? Неужели он стыдится своего старого товарища?

Тут заговорила Бибиш. В первый раз после долгого, долгого перерыва услыхал я ее бархатный голос.

– Сколько вопросов разом! Нет, он не получал ваших писем. За последний год он три раза менял службу. Одно время он не имел собственного угла и бродяжничал. Месяц назад он работал подмастерьем у какого-то часовщика.

– Он всегда проявлял большие способности к механике и даже что-то изобрел, – заметил русский. – Ну а теперь? Где он находится?

– Теперь ваш друг целый день продает газеты, а по вечерам стоит в пестрой ливрее перед дверями ресторана «Город Кельн» и подсаживает посетителей в их автомобили.

– Мой друг? – воскликнул русский. – Неужели он сказал вам, что мы были друзьями? Да мы никогда с ним не дружили! Ну конечно, я знал его, и пару раз мы с ним играли в карты в клубе. А не упоминал ли он о том, сколько он теперь зарабатывает?

– В хорошие дни до восьми марок.

– Восемь марок в день! Он одинок, и ему не приходится ни о ком заботиться. На пять марок в день он может отлично прожить и даже позволить себе выпить за обедом пару рюмок водки. Остаются три марки в день, что составляет девяносто марок в месяц, а в год – совершеннейшие пустяки! Это не составляет даже процентов на ту сумму, которую он мне должен. Но я, простите, плюю на это… Упоминал он хоть словом о том, что должен мне?

– Нет, должно быть, он давно позабыл об этом.

– Позабыл? – воскликнул князь Праксатин. – Позабыл о карточном долге? Долге чести? О семидесяти тысячах рублей, золотых рублей, которые он обязался уплатить в течение одной недели! Позабыл, говорите? Что ж, я ему напишу и напомню. В один прекрасный день я получу эти деньги. Он снова разбогатеет, я в этом убежден. Такие люди, как он, не остаются всю жизнь продавцами газет. Такой человек, как он… Успокоишься ты когда-нибудь или нет? А ну-ка, лежать!