Лана Синявская - Женщина-сфинкс

– Я понимаю, – кивнула девица, но с места не двинулась.

Кроткий и неконфликтный от природы, профессор растерялся. Девица ему страшно мешала, она была ни к чему, ее настойчивость выглядела почти неприличной. Кто она и что ей надо? На шлюху не похожа. Профессор имел кое-какое представление о низших социальных слоях общества. Чисто теоретическое, но вполне достаточное. Журналистка? Тоже не то. Слишком уж робкая. Акулы пера имеют хватку бультерьера и сразу берут быка за рога.

Заинтригованный профессор едва заметно кивнул головой и тут же пожалел об этом. Девица моментально водворилась напротив и уставилась на него. В такой обстановке у Чебышева сразу пропал аппетит. Он раздраженно посмотрел на незваную гостью, но она и не подумала исчезнуть, только тихо и как-то жалобно вздохнула.

Она оказалась хорошенькой. Не то чтобы необыкновенно красивой, но ее бледное лицо обладало какой-то особенной привлекательностью. Такое лицо, увидев однажды, уже нельзя забыть. В нем присутствовало нечто большее, чем красота: неукротимая решимость, энергия и подающее напрасные надежды очарование.

Но больше всего его поразили ее глаза, похожие на лесную чащу – такие же зеленые и полные скользящих неуловимых теней. Они то вспыхивали изумрудными искрами, то снова гасли. Это сияние завораживало. Удивительные глаза околдовывали и… немного пугали.

Девчонка моргнула. Наваждение прошло. Арсений Полуэктович потряс головой и требовательно спросил:

– Что вам угодно, барышня? – Внезапно его озарило: – Мы с вами уже встречались?

Водился за ним такой грех – плохая память на лица. Девица вполне могла оказаться одной из его студенток, он вечно путал их имена.

Однако она не воспользовалась предоставленным шансом и отрицательно мотнула головой. Черные волосы порхнули над столом, и она нетерпеливо отбросила их за спину.

– Вы меня не знаете, – спокойно сказала девушка.

– Так в чем же дело?!

На мгновение профессору показалось, что она и сама не знает ответа на этот вопрос, но он отмел догадку как абсурдную. У нее обязательно должна быть цель, ведь она докучает ему – профессор покосился на часы – целых четверть часа!

Отчаявшись получить объяснения, профессор съел свой остывший обед в полном молчании. О том, чтобы продолжить работу в такой нервной обстановке, не могло быть и речи. Не заработать бы несварение.

Как раз в этот момент профессор поперхнулся.

– Да что же это такое?! – взмолился он, громко кашляя.

Даже спустя много часов после той странной встречи у профессора запершило в горле от воспоминания.

Все она наврала, эта ненормальная!

Он будто наяву увидел, как она, вдруг набравшись решимости, тряхнула гривой спутанных черных волос и резко ткнула пальцем в кожаный переплет его рабочего блокнота со словами:

– Здесь скрывается зло!

– Что за чепуха? – опешил профессор.

– Я не шучу. Расскажите мне об этом! – Тонкий палец с длинным ногтем вновь уткнулся в тетрадь.

Профессор разозлился не на шутку и ответил излишне резко:

– Я не обсуждаю результаты своих исследований частным образом.

Девица нахмурилась.

– Если хотите знать, то потрудитесь явиться на семинар на общих, так сказать, основаниях.

– Семинар? – Она явно не соображала, о чем речь. – Когда и где он состоится?

Немного помедлив, Арсений Полуэктович неохотно протянул ей глянцевый прямоугольник с координатами. В его душе теплилась надежда, что теперь-то девица отвяжется.

Не тут-то было. Она, не глядя, сунула визитку в карман и вдруг затрясла в воздухе рукой, будто обжегшись. Ее взгляд стал испуганным, потом мрачным. В конце концов она спросила Чебышева:

– Спорим, все про вас угадаю?

Пока он приходил в себя, она придвинулась ближе и без разрешения ухватила тонкими пальцами его ладонь. Кошачьи глаза уставились в извилистые линии. Тень от ресниц, как крылья черной бабочки, упала на алебастрово-белые щеки.

Девица заговорила, и он не поверил своим ушам. Откуда ей известны такие подробности? Спокойным и ровным голосом студентки-отличницы она буднично рассказывала о его тайных мыслях, надеждах и сожалениях, точно называя даты и имена действующих лиц из его прошлого. Ее способности привели его в восторг. Будучи впервые в этом городе, он полностью исключал возможность мошенничества. Девицу он никогда прежде не видел, в этом нет ни малейшего сомнения. Но она знала о нем все!

Профессор слушал, затаив дыхание. И вдруг она выпалила с потемневшим лицом:

– Не ходите сегодня в гостиницу!

– А где ж мне спать? – справедливо удивился он.

Девица поморщилась:

– Да где хотите. Только не в гостинице.

– А если я не послушаюсь?

Она посмотрела на него с сожалением и нехотя произнесла:

– Тогда вы умрете.

– Шарлатанка! – взвизгнул Чебышев. – Пошла вон! Быстро! Убирайся!

Щеки девушки заалели, словно он отвесил ей пощечину. Она пыталась еще что-то сказать, но старик вскочил со стула и затопал ногами, продолжая ругать ее.

Девчонка сдалась. Швырнув на столик смятую купюру, она опрометью бросилась к выходу. Взглянув в окно, профессор в последний раз увидел в толпе ее апельсиновый жакет и развевающиеся на ветру черные волосы. Потом она исчезла.

Поежившись, Арсений Полуэктович поднял воротник пальто. Легкий ветерок пробрал его до костей. Весна выдалась холодная. Днем уже пригревало солнце, но с наступлением темноты становилось промозгло и сыро.

Только сейчас Чебышев сообразил, что гадалка не просила у него денег. Но тогда для чего она затеяла это представление?

Рассчитывая согреться, профессор ускорил шаг, ему не терпелось поскорее добраться до гостиницы, к щедро оплаченному теплу и уюту. И плевать ему на все «предсказания».

Короткий порыв ветра толкнул его в спину. Скомканная обертка от «Сникерса» прошелестела мимо по замерзшей луже, ткнулась в ботинок профессора и сгинула под забором. Слова полоумной гадалки вдруг перестали казаться нелепыми. Ведь в остальном она ни разу не ошиблась. Привыкший доверять фактам, профессор испытывал смутную тревогу. А вдруг беда и в самом деле где-то рядом?

Арсений Полуэктович украдкой огляделся. Никого. Он задрал голову и глянул на небо, словно в поисках подсказки. Однако тяжесть, нависшая над ним, надежно пряталась за ярко сияющими в темноте звездами. Его знобило. Похоже, он заболевает. Как это некстати.

Стыдясь самого себя, Чебышев потрусил по улице, неловко вскидывая длинные худые ноги и стуча по мостовой обледенелыми подошвами. Впереди замигали огни отеля, и профессор немного расслабился. Но сбавил ход и перешел на шаг лишь в пределах прямой видимости.

Оставалось пройти метров сто.

Пятьдесят.

Тридцать.