Лана Синявская - Женщина-сфинкс

– Вы тоже так считаете? – вкрадчивым голосом спросил Макс у Бесси. – Мне кажется, вы очень наблюдательная, тонко чувствующая натура…

Толстуха зарделась от неожиданного внимания и пролепетала:

– Увы, я ничего такого не заметила. Было жарко, душно. – Она как будто извинялась. – Мы что-то пили, болтали, потом пошли в дом. И тут дядюшка пожаловался на резь в животе. Потом и меня… мне стало плохо, хотя к еде я едва притронулась. Я вообще мало ем, – кокетливо потупила она глаза. Снежко издал нечленораздельный всхлип. Он пытался сдержать смех, и его физиономию так скрючило от усилий, что эта гримаса сошла за выражение сочувствия. – Хуже всех было русскому, – продолжала мисс Бесси. – Его жена много суетилась вокруг него, но без толку. Вызвали «Скорую». Врач осмотрел всех, но в больницу отправили только этого русского, – сказала она с плохо скрываемой обидой. Можно было не сомневаться, что доктору этот промах не простят до конца дней. – Вот, собственно, и все. – Бесси разочарованно вздохнула. – Нас еще много расспрашивали о том, что мы ели и пили. Сначала врач, потом полиция. В конце концов выяснили, что салат из крабов испортился, что-то там протухло на солнце. Я теперь не ем никаких морепродуктов, – заявила она гордо.

– Пищевое отравление – это ужасно, – поддакнула Анна.

На веранде Аня столкнулась с горничной Мэри.

– А вы тут ищете что-то? – спросила горничная.

– Угадала, – не стала врать Анна. – Моя подруга, похоже, гостила в этом доме…

– Это та русская, что мужа отравила? У нее еще имя такое странное – Нурия.

Анна вздрогнула, но постаралась не подавать вида.

– Так уж и отравила? – спросила она.

– Не знаю. Так эти, – она ткнула пальцем себе за спину, – говорят. Не повезло ей. Хозяин намекал, что она – его невеста.

– Вряд ли это было серьезно. Ведь он женился недавно. На другой.

– Так чего от него еще ждать? – пожала плечами горничная. – Он вообще скользкий тип, – выпалила она неожиданно. Больше на эту тему она распространяться не пожелала, зато про злополучный вечер рассказала охотно.

– Я была на кухне. Занималась тостами и мясом. Миссис Берч раскладывала салат. А гостью подрядили разносить тарелки. Вообще-то, так не принято, но в тот раз присутствовали практически только свои, а раз эта Нурия невеста – вот и старалась.

– Значит, Нурия носила салат? – уточнила Аня.

– Не все тарелки. Только несколько.

– В том числе и ту, что предназначалась хозяину?

Мэри кивнула.

– Я слышала, как миссис Берч предупредила ее насчет порции мистера Сомерсета, а она ответила, что ее муж тоже обожает это блюдо. Муж к этому времени больше не скандалил. Они сидели вместе с хозяином и о чем-то разговаривали. Нурия отнесла им салат.

– Ты это видела?

– Да я не смотрела. Готовить тосты такая морока.

– Сочувствую. Вспомни, пожалуйста, многие в тот раз отравились?

– Да всем поплохело. И поделом. Нечего было блюдо на солнце держать. Рыба – продукт деликатный.

– А не может быть, что салат оставили на солнце специально?

– Да нет. Эти росомахи вообще в хозяйстве мало что смыслят, только строят из себя. Нарезать они его нарезали, да много. Он в холодильник и не влез. Хотели потом переставить – забыли.

Мэри махнула рукой. Анна остолбенела. В центре ладони девушки она успела заметить большую, лишь слегка поджившую рану, похожую на укус. Мэри заметила ее взгляд и быстро сжала руку в кулачок.

– Это тебя собака укусила?

– Нет. Это я поцарапалась.

– Обо что? – не отставала Анна, почувствовав горячий след.

– Розы подстригала. Да вам-то что? – сердито спросила девушка. Чтобы успокоить ее, Анна попыталась сменить тему и спросила:

– А что это там за дом на холме?

– Где?

– Вон! В лесу крыша виднеется. Похоже, старинный. И вроде как на отшибе.

– Это усадьба графини Сэффлок, – пояснила Мэри неохотно. Анна насторожилась, услышав знакомое имя.

– Надо будет сходить, посмотреть, – сказала она беззаботно.

Мэри внимательно взглянула на нее и сказала с нажимом:

– Не советую. Усадьба заброшена. Там давно никто не живет.

После этого горничная окончательно потеряла интерес к разговору, замкнулась, а вскоре и вовсе улизнула, отговорившись срочным делом. Анна размышляла о том, почему соврала Мэри. Рана на руке никак не могла появиться от укола о розовый шип. Конечно, Аня видела ее только мельком, но и этого было достаточно, чтобы разглядеть рваные края, какие оставляют чьи-то зубы. Вот только чьи? Странное место для укуса.

В это время Снежко беседовал с Джеммой.

– А вы знаете, что мистера Сомерсета ненавидят в собственном доме? – сообщила Джемма Александру.

– Тоже мне секрет, – ответил тот.

– Не скажите. А что, если это его племянницы задумали отравить любимого дядюшку, а свалили все на Нурию?

– Да зачем им это?

– Деньги, – презрительно скривила губы девушка. – Он их содержит, но это ведь совсем не то, что полная власть, правда?

– Ну… в общем-то… У тебя есть факты?

– Нет. – Джемма грустно помотала головой. – Но я чувствую зло, живущее в этом доме. Вы все считаете меня недоразвитой, но я им покажу!

Этот детский, трогательный гнев неожиданно вызвал у Снежко умиление. Он обнаружил в себе желание обнять девушку, сгрести ее в охапку и отогреть у себя на груди – уж очень она сейчас походила на замерзшего, взъерошенного воробья. Подобные глупости посещали его циничный мозг впервые в жизни.

Вблизи замок Бельвуар выглядел не только более величественным, но и более мрачным, чем издали. Окруженный бескрайними газонами, он нависал сверху, как древний рыцарь, закованный в каменные латы. Круглые и квадратные башни с зубчатыми крышами напоминали шахматные ладьи и казались незыблемыми. Что там четыре века? Этот монолит обещал простоять еще столько же, если не больше. Непонятно только, как внутри этого каменного склепа ухитрялись жить и любить живые люди? Одна половина Анны хотела бежать отсюда без оглядки, другая половина стремилась внутрь всей душой. В конце концов вторая половина пинками выгнала первую, и Анна вошла.

В фойе они встретились с гидом, женщиной, такой же прямой и негнущейся, как деревянная статуя святого, что нависала над входом в залу. По коридору, освещенному факелами, они прошли в громадный зал, чувствуя себя не в своей тарелке.

Зал разделялся на две неравные части широким проходом. Большая являлась трапезной. Все пространство между гигантскими окнами, от гранитных плит пола до сводчатого потолка, занимали цветные фрески. Рисунок изображал кавалькаду разнаряженных всадников на толстозадых лошадях с непропорционально тонкими ножками – родными братьями злосчастного единорога, только, естественно, без рога на лбу. Своды потолка также покрывала роспись – густая листва, среди которой попадались похожие на цветы птицы с голубовато-золотистым оперением.