Виктор Точинов - Сказки летучего мыша

Именно Энрикес, всюду сующий свой нос всезнайка, завел с Хосе разговор о подземельях дворца:

– Ты знаешь, что на самом деле делает в подвалах Кранке? И его люди?

Хосе неопределенно пожал плечами. Соваться в дела оберштурмбанфюрера Кранке ему не хотелось совершенно.

Официально тот числился представителем рейха при штабе Команданте (или, иначе говоря, генерала Инфантеса, командира «Голубой дивизии»). И ни в коей мере начальником для Хосе не являлся.

А на деле…

Лучше не связываться.

Коли посчастливилось оказаться при штабе, пусть и на десятых ролях, – после четырех месяцев, посвященных выживанию в аду, на передовой, – так уж сиди и крепче держись за теплое место. После неполного года, проведенного в России, желание Хосе мстить русским за родню, погибшую в ходе Освободительной войны, несколько поугасло… [6]

Поэтому Хосе ничего не ответил. Пожал плечами и постарался изобразить мимикой, что данный вопрос его ничуть не интересует. Меньше знаешь – крепче спишь.

Но Энрикеса явно распирала информация и желание поделиться ею. Водилось за ним такое.

– ОНИ ТАМ ЧТО-ТО КОПАЮТ! – объявил очкарик с самым таинственным видом.

– И что же? Бомбоубежище? – против воли втянулся в ненужный разговор Хосе.

Вопрос о бомбоубежище не был праздным. Несколько раз русские самолеты, пытаясь прорваться к узловой станции Антропшино и натолкнувшись на плотный заградительный огонь зениток, вываливали бомбы в стороне. В непосредственной близости от «замка» не упала ни одна, но берега извивавшейся под горой речушки – совсем неподалеку – испещряли свежие воронки. Во время авианалетов нынешние обитатели графского дворца спускались в подвал, но его выложенные из старинного кирпича своды не казались Хосе надежными. Сто лет назад, когда строился особняк, никто и подумать не мог, что с неба может падать воющая железная смерть, играючи пробивая крыши и перекрытия…

Услышав версию о бомбоубежище, Энрикес усмехнулся презрительно.

– О, Дева Мария, спаси и сохрани от идиотов! Скажешь тоже! Зачем убежище копать втайне? Пригнать взвод саперов – за три дня все сделают.

Услышав про «тайны», Хосе тут же плотно сжал губы. Не нужны ему эсэсмановские тайны… Абсолютно не интересуют.

Но Энрикеса было уже не остановить. Он повлек вяло сопротивлявшегося Хосе в сторонку, за кусты – очевидно, некогда подстриженные ровно, по линеечке, а ныне разросшиеся буйно и неухожено. Жарко зашептал в ухо, показывая в сторону дворца:

– Видишь вон окна, да? Там, в бывшей бильярдной, радисты с шифровальщиками спят. А дальше коридор, в самом его конце закуток без окон есть – не знаю, что там раньше было, но койки для меня и Родриго едва поместились… Понял?

– Что понял?

Разговор все меньше нравился Хосе. Хотелось уйти, но он не решался оттолкнуть преграждавшего дорогу Энрикеса. Как-никак фельдфебель, начальство… Хотя сам очкарик своим чином не кичился. В военные переводчики Энрикес угодил прямиком с университетской скамьи – из-за каких-то своих, неизвестных Хосе прегрешений решил послужить вдали от дома в добровольческой дивизии. И держался что с рядовыми, что с другими унтерами со студенческим панибратством.

– Что, что… – глумливо передразнил Энрикес. – Скажи, ради Святого Яго, – в Андалусии все такие кретины? У всех мозги от южного солнца так плавятся?

Хосе мысленно плюнул на субординацию и повернулся к фельдфебелю спиной. Кретин так кретин – вот и иди, поищи умных слушателей.

Энрикес сообразил, что слегка перегнул палку. Положил руку на плечо, заговорил по-иному, спокойно и доверительно:

– Получается, что тут, на первом этаже, только мы с Родриго спим – над той частью подвала, что облюбовал себе Кранке. Облюбовал – и никого туда не пускает.

– И что? – обернулся Хосе, против воли заинтригованный. Все-таки на восемнадцатом году жизни аромат тайны весьма привлекателен…

– Родриго спит, как сурок, а вот я… Я слышал снизу по ночам ЗВУКИ.

Последнее слово переводчик произнес самым интригующим тоном.

– Какие? – не удержался от вопроса Хосе.

– Негромкие… Словно постукивает кто-то… А порой вроде как скребется… Камень долбят, не иначе.

Он выдержал паузу и добавил громким драматическим шепотом:

– Клад ищут!

Тут Хосе опомнился. Врет очкарик или нет – какая разница? Если Кранке действительно ищет клад, да еще и тайно, без ведома Команданте, – тогда тому, кто про это узнал, не поздоровится. А не ищет – тогда не поздоровится тому, кто выдумал историю. И, вполне возможно, – тому, кто ее слушал, развесив уши…

И рядовой Хосе Ибарос уже не просто плюнул на субординацию – смачным пинком отправил ее куда подальше. Заодно отпихнул фельдфебеля, загораживающего выход из укромного, скрытого кустами уголка. На ходу фыркнул:

– Пей на ночь меньше – не будут звуки чудиться!

Никогда и ни о чем не вести разговоров с Энрикесом, – постановил Хосе, уходя. Мысль была здравая. Но, как выяснилось, запоздала.

Трезвая мысль – держаться от Энрикеса подальше – пришла явно с запозданием. Потому что в тот же день, ближе к вечеру, желание побеседовать с Хосе изъявил сам Кранке…

О чем? Почему? Не было у оберштурмбанфюрера СС никаких причин для беседы с тихим и незаметным рядовым из штабной охраны… Он и имя-то солдатика наверняка не знал, и никак иначе не отличал, скользил при случайных встречах равнодушным взглядом. Не было причин…

Точнее, одна-единственная имелась.

Утренний разговор с Энрикесом.

Хосе после обеда стоял на посту – снаружи, у входа. Там промежутки между колоннами портика заложили мешками с песком, выставили два станковых пулемета. И, сменяясь, дежурили восемь человек.

Кранке – высокий, моложаво выглядевший блондин – заявился вместе с разводящим, унтер-офицером Манильо. Последний и обратился к Хосе, по уставу, казенным голосом, как никогда не стал бы обращаться в отсутствие эсэсмана:

– Рядовой Ибарос! Приказываю сдать пост! И немедленно отправиться с господином оберштурмбанфюрером! Выполнять все его приказания!

– Слушаюсь… – выдавил из себя побледневший Хосе. И добавил вовсе не уставное: – А з-з-зачем?

Эсэсман стоял рядом, равнодушно глядя куда-то вдаль. Лицо с тонкой ниточкой усов и старым шрамом на левой скуле застыло неподвижно. Казалось, он ни слова не понимает из разговора унтера с рядовым.

– Отставить вопросы! – рявкнул Манильо. – Исполнять!

– Слушаюсь… – Хосе вздернул дрожащую руку в фалангистском приветствии.

Кранке, не сказав ни слова, развернулся. Коротким и небрежным жестом показал: следуй за мной, дескать… И размеренно пошагал внутрь особняка.

Поднимался оберштурмбанфюрер по парадной лестнице на второй этаж по-прежнему молча. Лишь негромко поскрипывали сапоги да портупея. Хосе тащился сзади на ватных, подгибающихся ногах.