Вячеслав Романцев - Псы Господа

– Может быть, и в самом деле лейкемия как-то повлияла… – задумчиво сказал Костоправ.

И обратился к Леснику:

– Кстати, этот вот очень характерный шрамчик ничего тебе не напоминает?

Лесник присмотрелся к шраму на шее спасенной – располагался тот сзади, чуть ниже затылка. Действительно приметный, Y-образный. Вроде где-то он видел мельком нечто подобное, но где и когда…

– У девушки из Сланцев был точно такой же, – подсказал Костоправ. – Тот показался совсем старым. А теперь сдается мне – не такой уж многолетний, просто регенерация ускоренная…

– Хирургическое вмешательство?

– Или имплантация…

– Ирина ничего не говорила, ни про какие имплантации! – встрял Светлов.

– Не говорила, так не говорила, – не стал спорить Лесник. – Ты переоделся? Тогда отправляемся в Беленькую. Время дорого, а нам еще на место пропажи Петра взглянуть надо.

А сам подумал: едва ли Ирина сама имеет представление, что именно с ней проделали. Наркоз и небольшое гипновмешательство – и готово, никаких воспоминаний об операции.

Здесь, у самого дна, вода была не просто холодной – обжигающе ледяной. Старуха-лобаста как-то говорила Ирине, что температура в нижних слоях не меняется ни зимой, ни летом – «глыбко слишком»…

Холод отрезвил, и в краткий миг просветления Ирина ужаснулась: что с ней происходит? Что за дикие и кровавые мысли она лелеяла только что, перед тем как над озером прогрохотал вертолет? Как она вообще могла представить себя в роли хищной, безжалостной женщины… нет, не женщины, вообще не человека… Как??!!

Ответил ей внутренний голос, ставший столь привычным в последние дни: «А что ты хотела, голубушка? Получить новое, нечеловеческое тело – и остаться прежней? Остаться человеком? Так не бывает… Форма определяет содержание – никогда не слышала такую мысль? И новое тело постепенно, исподволь перестраивает мозг – делая его наиболее подходящим для себя…»

На берег Ирина вышла, уже ничего не понимая – что она собирается предпринять, зачем, для чего… Откуда-то, из какого-то закоулка души выбралась ненависть к Хозяину: да, да, да! Она ненавидит его! Он, лишь он один во всем виноват! Пусть только окажется в своем домишке, пусть только… О, с каким наслаждением она сомкнет челюсти на его глотке!!

Хозяина на подворье не оказалось. Там вообще никого не оказалось. Дом был не заперт – на крыльце стояла прислоненная к двери метла. Ирина смутно помнила, что в местах патриархальных, где чужие не бродят, избы, уходя, не запирают, – а именно таким способом оповещают: хозяин ушел, но достаточно скоро вернется.

Ирина скользнула в сени. И замерла – не понимая, абсолютно вдруг позабыв: зачем она здесь? Для чего? Что собирается делать?

Глаза почти мгновенно приспособились к полумраку сеней, зрачки расширились, Ирина разглядела небрежно сваленную в углу груду вещей: чемоданов и дорожных сумок, – отчего-то раскрытых и пустых. Лежал там и ее рюкзачок – тоже пустой, сморщенный. Она не удивилась и не возмутилась, совершенно равнодушно опознала когда-то принадлежавшую ей вещь… Нет, не ей! Той глупой клуше Ире Величко, той идиотке, что комплексовала по поводу жиденьких волос и нездоровой пористой кожи… Идиотка мертва – утопилась в Улиме, ха-ха, туда ей и дорога!

Она расхохоталась, и долго, очень долго заходилась истеричным смехом – отчего-то каждое воспоминание о той, прежней , вызывало новый пароксизм дикого хохота…

Потом было что-то еще, а что – она не поняла и не могла вспомнить, в событиях образовался непонятный провал, и теперь Ирина – опять (и все еще!) прежняя Ира Величко – оказалась в комнате, и думала о Саше Светлове, – думала с любовью и нежностью. Да, она любит его, она всё поняла и знает наверняка, что он тоже любит ее, и поможет, конечно же поможет, надо только выполнить его просьбу и забрать эти проклятые кассеты, которые способны изломать столько жизней, столько судеб…

Обстановка в комнате оказалась самая спартанская: никаких обоев, стены обшиты досками; узкая железная койка, по-солдатски заправленная; самодельный двустворчатый шкаф; пара длинных полок вдоль стен; тумбочка. Ни стола, ни стульев… В углу висела иконка – простенькая, дешевенькая – но Ирина, занятая лихорадочными поисками, к ней не присматривалась, да и к прочей обстановке тоже.

Мини-кассеты для камеры лежали на самом виду, но она не заметила, долго искала по углам, а может просто казалось, что долго, на самом деле прошли считанные секунды… Затем увидела – аккуратная стопочка на полке, рядом та самая «SONY», водонепроницаемого бокса на ней нет, да и неважно. Забрать – и скорей, скорей отсюда…

Она схватила кассеты, прижала к груди рассыпающуюся кучу – ничего, донесет как-нибудь! Метнулась к двери – и остановилась. Кретинка! Говорил ведь Саша: самая главная кассета – съемка Ирины, плывущей к пещере – может быть еще в камере! Схватила аппарат, вертела так и сяк, второпях не понимая, как открыть, как вынуть кассету…

А зачем куда-то нести? Можно уничтожить на месте… Она распахнула дверцу печки – ага, несмотря на теплую погоду, предусмотрительный Хозяин заранее уложил в топку и березовые поленья, и растопку… Ирина засунула камеру на самый верх, над дровами, суетливыми движениями распихивала кассеты в щели между поленьями…

Готово! Осталось лишь поднести к сухой бересте спичку. Или зажигалку…

Зажигалки не было. Спичек тоже. Ни, естественно, у Ирины, ни рядом с печкой… Она шарила взглядом по комнате, готовая застонать от отчаяния… Ну почему, почему ей всегда так не везет в критические моменты?!

Спокойно! Взять себя в руки, на кухне точно есть спички… Она поспешно шагнула к выходу – и замерла.

В сенях хлопнула дверь. Послышались голоса.

Казалось, мухи собрались не просто со всей деревни Беленькой – со всего района, со всей Псковской области, со всего северо-западного региона Российской Федерации. Собрались, просочились через узенькую – едва кошке прошмыгнуть – форточку, и жужжащей тучей заполонили подсобку магазина: ползали по стенам, потолку, роились в воздухе, жужжали мерзко.

Больше всего их было на Вере. Женщина лежала на полу, раскинув в стороны руки и ноги. Невидящие глаза уставились в потолок. Рот широко открыт – и из него тоже выползла муха…

Светлов боролся с рвотными позывами, пока успешно… И глядел на Лесника с затаенной ненавистью – тот, ничуть не смущаясь, взялся за руку Веры, приложил ладонь ко лбу, задумчиво осмотрел рану на виске.

Орудие убийства валялось неподалеку – двухкилограммовая гиря, чуть тронутая ржавчиной и измазанная кровью. Убийца воспользовался первым, что подвернулось под руку – Светлов помнил эту гирю, вчера она стояла здесь же, в подсобке, на старых чашечных весах…