Мэг Кэбот - Дьявольские балы

Вздохнув, Гейб покачал головой.

— Я все-таки подожду. Вдруг ей понадобится моя помощь?

— Поверить не могу, что ты ее пригласил, — простонал Логан. — Давай все-таки сбежим и привезем приличную музыку. А потом возьмем в заложники все диджеевы диски...

— Это ты здорово придумал. Вот бы еще водитель лимузина не возражал против левой поездочки...

Логан и Гейб сцепились в шутливом споре о том, какие диски стоит привезти. Первая пятерка была очевидной, а вот дальше вкусы расходились. Это горячее обсуждение здорово скрасило вечер обоим парням.

Забавно, но именно в процессе спора Гейб отметил, что лишь им двоим и хорошо. Все вокруг были чем-то недовольны. В уголке, у столика с засохшим печеньем, вроде бы плакала девушка. Эви Гесс?.. А у Урсулы Тейтем тушь размазалась вокруг красных глаз. Может, дело не только в отвратной музыке и отвратном пунше? Похоже, у Клары и Брайана все шло как нельзя лучше, но, помимо них, лишь Гейб и Логан — недавно униженные и отвергнутые — казалось, были рады спокойно побеседовать.

Менее восприимчивый, чем Гейб, Логан не заметил мрачноватых настроений, витавших в воздухе. И только когда Либби и Дилан разругались и девушка бросилась, спотыкаясь, с танцпола, Логан встрепенулся, провожая взглядом удаляющуюся фигурку.

— Слушай, Гейб, извини, я отлучусь.

— Давай, давай, не упусти момента.

Оставшись в одиночестве, Гейб совсем растерялся. Может, найти Селесту и, извинившись, сказать, что он уходит? Но удобно ли мешать ей сейчас? А вдруг она занята, разговаривает с кем-нибудь?

Он решил взять еще бутылочку воды, забиться в самый тихий уголок и просто подождать, когда унылая вечеринка закончится.

Как вдруг поиски тихого уголка были прерваны — Гейб отчетливо услышал чей-то зов. Ого! Такой сильной тяги ему не доводилось чувствовать ни разу в жизни. Словно кто-то тонул в темных водах — и кричал, звал на помощь. Осматривая помещение, Гейб пытался понять, откуда исходит этот отчаянный зов. В нем слышалась необъяснимая и неутолимая, животная боль. Нет, ничего подобного он прежде не ощущал.

Лишь на мгновение глаза выхватили из толпы девушку или, скорее, ее удаляющуюся спину: иссинячерные волосы с зеркальным отливом; изумительное платье цвета пламени, длинное, до пола. Алые серьги сверкнули драгоценными искрами.

Юноша побрел за ней, влекомый непреодолимым зовом. Незнакомка полуобернулась, и Гейб увидел профиль — орлиный, бледный, полные губы и взлетевшую смоль брови. А потом все это исчезло за дверью дамской комнаты.

Ох, и тяжело же далось Гейбу усилие не кинуться за ней туда, куда мужчинам вход заказан! Боль девушки засасывала его, словно зыбучий песок. Он прислонился к стене напротив туалета, скрестил руки на груди и принялся себя успокаивать. Безумное шестое чувство наверняка безбожно обманывает его. Ну разве Селеста тому не доказательство? Ему все просто кажется. Надо уйти, и дело с концом.

Однако ноги не слушались Гейба, и он не сдвинулся ни на шаг.

В девушке и на шпильках-то не было метра шестидесяти, но выглядела она значительно выше. Может, потому, что была гибкая, как плеть, и стройная, как рапира.

Да и кроме роста в ней хватало необычного, противоречивого. И темная, и светлая — волосы цвета воронова крыла и кожа белее мела; и нежная, и грубая — с чертами изящными, однако резкими; и привлекательная, и отталкивающая — с чарующими округлостями тела и явной враждебностью на лице.

Лишь одно в ней казалось бесспорным: платье — совершенное произведение искусства. Ярко-алые язычки кожаного пламени обнажали бледные плечи и струились по грациозным прелестям до самого пола. На танцполе все девчачьи глаза горели завистью у нее за спиной, все мальчишечьи — желанием.

И еще кое-что происходило у нее за спиной — словно рябь на воде от брошенного камешка, распространялись крики ужаса, боли и досады; впрочем, ничем, кроме совпадения, эти загадочные завихрения объяснить невозможно. То, будто назло, переламывался высокий каблук, то атласное платье некстати лопалось по шву от бедра до талии; то контактная линза предательски выпадала из глаза; то подло рвалась очень важная бретелька; то бессовестный бумажник выскальзывал из кармана; то неожиданные спазмы напоминали о преждевременных месячных; то вдруг чужое жемчужное ожерелье, взятое «поносить», разлеталось брызгами по всему полу.

И так без конца — мелкие неприятности сплетались в кольца горя.

Бледнокожая брюнетка улыбалась, словно смакуя беду, витающую в воздухе; и упиваясь ей, может даже чувствуя вкус несчастья, девушка постоянно облизывала губы.

Вдруг она нахмурилась, поведя бровью в напряжении воли. Мальчишка, уставившийся ей в лицо, увидел жутковатое алое сверкание у висков, разлетающиеся рубиновые искры. В этот момент все повернулись к Броуди Фэрроу, который, крикнув от боли, схватился за руку, — от какого-то движения в медленном танце юноша вывихнул плечо!

Девушка в алом платье злобно ухмыльнулась.

Звякая каблучками по напольной плитке, она твердо шла по коридору к дамской комнате. И со всех сторон ее сопровождали невнятные вопли боли и досады.

Стайка школьниц кружилась в туалете перед зеркалом во всю стену. Лишь на мгновение они раскрыли рты, уставившись на поразительное платье и отметив, что хрупкая девушка задрожала, словно от холода, в душной жаркой комнате. Но их тут же отвлекла поднявшаяся суета. Началось все с того, что Эмма Рональд случайно ткнула себе в глаз кисточкой для туши. Покачнувшись, она задела стакан пунша в руке Бетани Крэндалл. Платье Бетани и платья еще трех девиц тут же оказались заляпаны в самых неподходящих местах. Атмосфера в комнате резко накалилась, когда одна из девиц с жутким зеленым пятном на груди заявила, что Бетани облила ее намеренно.

Бледная брюнетка лишь улыбнулась, порадовавшись назревающей ссоре, прошагала к самой дальней кабинке в длинной комнате и заперла за собой дверь.

Вы бы сильно удивились, узнав, зачем она заперлась в кабинке. Не побоявшись, мягко говоря, нестерильной стены, девушка прислонилась лбом к холодному металлу и плотно закрыла глаза, упершись в стену маленькими острыми кулачками.

Будь девчонки в дамской комнате не так заняты ссорой, они бы заметили красноватое сияние, тускло мерцающее сквозь щель у дверного косяка. Увы, никто даже не посмотрел.

Девушка в алом платье сжала зубы. Между ними скользнул язычок яркого пламени и прожег черные знаки в тонком слое желто-коричневой краски на стене. Девушка стала задыхаться, борясь с навалившейся незримой тяжестью, и пламя вспыхнуло ярче, скребя толстыми алыми щупальцами по холодному металлу. Огонь охватил волосы, но не опалил гладких смоляных прядей. Струйки дыма пошли из носа, а из девичьих ушей пыхнул сноп искр, когда она шепнула одно лишь слово: