Дэвид Веллингтон - Тринадцать пуль

И все же портреты сразу задели Аркли.

— Да. Это они, — сказал он, поднимая взгляд. — Это хорошо. Это нам пригодится.

Кэкстон кивнула.

— Я тоже так думаю. Да, слушайте, еще у нас есть особая примета одного из них.

Художник-криминалист зарисовал длинные треугольные уши исполнителя № 2. Очевидец настаивал, что у исполнителя № 1 были нормальные человеческие уши, только сверху они были другого, почти черного цвета.

— У него другие уши.

— Потому что он обрезает их ежедневно, — согласился Аркли.

— Он — что?

Федерал взял КПК и поднес его к самым глазам.

— Уши — это постоянная угроза разоблачения. Некоторые вампиры, молодые, стараются прятать их, пытаясь выглядеть как можно более похожими на людей. Лэрс делал это, чтобы камуфлироваться. О других я читал, что они делают так из отвращения к себе. Они снова хотят выглядеть как люди. Они будут носить парики и контактные линзы и даже класть румяна на щеки и носы, чтобы выглядеть более похожими на нас.

— Но чтобы каждый день… этот парень отрывает себе уши каждый божий день?

Аркли пожал плечами.

— Каждую ночь. К закату, когда он просыпается, они у него отрастают снова.

Это заставило Кэкстон вспомнить о личинках в гробу.

— Наверное, некоторые из них ненавидят себя. Ненавидят себя и то, что они делают.

— Кто знает. В кино нам внушают, якобы они живут глубокой и насыщенной внутренней жизнью, вот только я не верю. Думаю, сидят они всю ночь напролет и думают о крови. О том, какая она вкусная и как им плохо, когда ее нет. И как достать новую так, чтобы тебя не обнаружили и не порешили. И о том, долго ли еще им будет не наплевать, обнаружат их или нет.

Кэкстон внезапно почувствовала холод. Обхватила себя руками.

— Как торчки, — сказала она.

В колледже она была знакома с несколькими девчонками, которые употребляли героин. До того, как они сели на наркотики, это были личности с мыслями и чувствами. Но когда они изменились, их личности полностью подчинились их потребностям.

— Как торчки, которые никак не могут завязать.

— Между ними есть разница. Торчки в конце концов умирают.

— Тут что-то произошло прошлой ночью, правда? Такое, что могло плохо кончиться? — спросил сержант Такер, уставившись на них через столешницу. Последний раз, когда Кэкстон его видела, он сидел, закинув ноги на стол, и смотрел телевизор. Теперь он нагнулся вперед, его глаза оглядывали коридоры, шедшие в четырех направлениях от его поста.

— Прошлой ночью здесь на дежурстве было двадцать три офицера службы исполнения наказаний, но ни от кого я не смог добиться ясного ответа. Один парень видел движущиеся тени, будто в комнате зажгли множество свечей, но они мелькнули и исчезли. Другой точно видел вампира, идущего по лужайке, бледного, с кучей зубов, лысого как колено, но у него был приказ даже не заикаться тому уроду о задержании.

— Это был мой приказ, — подтвердил Аркли.

Такер кивнул.

— А потом в два сорок ночи температура в больничном крыле упала на семь градусов. Вот у меня тут записано на компьютере. Сначала было шестьдесят два, потом стало пятьдесят пять. [14] По Фаренгейту. В полтретьего снова поднялось до шестидесяти. У меня есть видеозапись чего-то бледного и размытого, движущегося по бассейну так быстро, что даже корректор изображения не помог разглядеть.

Такер прищурился.

— Если бы вас тут не было… Если бы тут были только мои люди…

— Я тут был. И все это время ситуация была под контролем.

Такер пристально изучал лицо Аркли, потом отвел взгляд и поскреб свою коротко стриженную голову.

— Да ладно. Чем еще могу вам помочь?

Кэкстон протянула ему свой КПК, и Такер уставился в изображения на экране.

— Это вампиры, которые были тут прошлой ночью, — объяснил Аркли. — Я хочу знать, похожи ли они на кого-то из людей в моем списке?

Такер застучал клавиатурой.

— Так, значит, список всех, кто работал тут за последние два года. Не могу сказать, что признаю кого-то из них, но давайте глянем.

Он развернул монитор так, чтобы всем было видно. На экране появился перечень имен, и Такер стал щелкать по всем подряд, показывая фотографии.

— Какая хитрая у вас база данных, — восхитилась Кэкстон.

Такер поджал губы и защелкал мышкой по именам.

— Она такой и должна быть. Не знаю, каким вам видится это место, но для меня это исправительное заведение. И я управляю им, как любой другой тюрьмой, — то есть веду очень строгую отчетность того, кто вошел и вышел отсюда.

— Вот, — сказал Аркли, — стой и сдай немного назад.

Такер так и сделал, и вскоре они уже смотрели на изображение некоего Эфраина Закапы Райса, электрика из Бюро тюрем, который прибыл на Домну «Арабелла» в прошлом году.

— Я помню этого парня, немного. Его прислали заменить несколько люминесцентных ламп и поставить синие лампы в больничном крыле, как хотел Хазлитт.

Мороз прошелся у Кэкстон по спине. Аркли нахмурился.

— Итак, он был достаточно близко, чтобы общаться с ней. Достаточно близко, чтобы получить по наследству проклятие.

Кэкстон хотела было задать вопрос, но тут вспомнила кое-что. Она ведь больше не причастна к этому делу. Она могла помогать Аркли в том качестве, какое он для нее сочтет подходящим, но отныне ее мысли и мнения не приветствовались. Она почувствовала странный укол разочарования, странный потому, что уж очень он был похож на то, что она чувствовала, когда ее целовала Клара. Словно она видела совершенно новое, захватывающее проявление жизни, зная при том, что ей никогда не доведется его изучить.

— Признаю, сходство есть, но это не ваш парень, — сказал Такер, возвращая ее к действительности.

— Это еще почему? — поинтересовался Аркли.

— Ну, он был только в больничном крыле, около часа. И всего лишь вкрутил несколько лампочек, а пока он это делал, я послал с ним троих офицеров службы исполнения наказаний. Если бы он попытался сделать что-то, они бы размазали его по полу — мы тут на Домне «Арабелла» не муму гоняем. И никто ни разу не был замечен разбрызгивающим кровь, слюну или что-либо мокрое.

Аркли кивнул, но было совершенно ясно, что Райса он со счетов не сбросил. Кэкстон уставилась на два изображения, одно — на ее КПК, другое — на мониторе компьютера. Между вампиром и электриком наблюдалось отдаленное сходство лба и носа. Но впрочем, было одно принципиальное различие.

— Он латинос, — сказала Кэкстон.

Фотография на компьютере изображала Райса с лицом насыщенного цвета ореховой скорлупы. Вампир, конечно, был бел, как снег.

— Другие, — протянул Аркли, — тоже делали эту ошибку. Другие, которые сейчас в гробу лежат. Когда вампир поднимается из могилы, его кожа теряет пигмент. И не имеет значения, кем он был раньше — черным, японцем или эскимосом, кончат они белыми. Ты сама видела, — сказал он Кэкстон, — что вампиры вовсе не кавказцы. Они альбиносы. Этот, — он постучал пальцем по монитору, — один из них.