Артур Мейчен - «Белые люди»

— Колдовство и святость, — сказал Амброз, — более чем реальны. И в том и в другом случае это прежде всего экстаз, прорыв из трясины обыденной жизни.

Котгрейв слушал с интересом. В этот обветшалый, окруженный запущенным садом дом в северном пригороде Лондона его привел один старый приятель. Здесь в полутемной пыльной комнате корпел над своими книгами мечтательный отшельник Амброз.

— Да, — продолжал собеседник Коттрейва, — магия и по сей день живет в душах людей. И среди них — те, кто ест сухие корки, запивая их сырой водой; думаю, они испытывают наслаждение, какое не снилось даже самым завзятым эпикурейцам.

— Вы говорите о святых?

— Да, но и о грешниках тоже. Вы, похоже, разделяете чрезвычайно распространенное заблуждение о причастности к духовному миру только носителей высшего блага, тогда как носители высшего зла связаны с ним не менее прочно. Раб собственной плоти, обычный чувственный человек может стать как великим грешником, так и великим святым. Большинство из нас — достаточно нейтральные создания, в которых в равной степени переплетены добро и зло. В хаосе своих мелких устремлений мы не осознаем значения и внутреннего смысла вещей и вследствие этого добро и зло выражены в нас не явно, а все наши грехи и добродетели посредственны и незначительны.

— То есть вы полагаете, что великий грешник должен быть аскетом, как и великий святой?

— Великий человек, каков бы он ни был, не приемлет подражания, он отвергает несовершенные копии в стремлении к подлинности. Я ничуть не сомневаюсь, что многие из величайших святых ни разу не совершили «доброго дела» в расхожем понимании этих слов. С другой стороны, среди тех, кто дошел до самых глубин порока, были и такие, кого за всю их «обычную» жизнь не упрекнешь ни в одном «дурном поступке».

Амброз на минуту отлучился из комнаты, и Котгрейв, пребывавший в полном восхищении, поблагодарил своего приятеля за столь многообещающее знакомство.

— Это великий человек! — воскликнул он. — Я до сих пор никогда не встречал такого интересного чудака.

Амброз тем временем принес еще виски и щедро наполнил бокалы гостей. Себе же, проклиная при этом трезвенников, он налил сельтерской и уже собирался продолжить свой монолог, когда Котгрейв опередил его.

— Погодите, — сказал он, — я так не могу, дайте свести концы, с концами. Ваши парадоксы чересчур чудовищны. Человек может быть великим грешником, не сделав ничего греховно! Это же абсурд!

— Вы ошибаетесь, — возразил Амброз. — Парадоксы, к сожалению, не моя стихия. Просто человек может обладать изысканным вкусом, предпочитая смаковать кьянти, а не напиваться дешевым пивом, вот и все. Согласитесь, что это скорее трюизм, чем парадокс. Мое замечание так удивило вас потому, что вы плохо понимаете истинную природу зла. Да, конечно, существует некоторая связь между Грехом с большой буквы и теми действиями, которые принято называть греховными: убийством, воровством, прелюбодеянием и так далее. Но связь эта приблизительно такая же, как между алфавитом и изящной словесностью. Мне кажется, что это разделяемое большинством заблуждение вызвано тем, что мы всегда рассматривали данную проблему с социальной точки зрения. Мы полагаем, что если человек творит зло по отношению лично к нам или к окружающим, то он и сам непременно должен быть очень злым. С общественной точки зрения все правильно; но разве вы не видите, что Зло в своей сущности есть нечто сокровенное — страсть, овладевшая отдельной, индивидуально взятой душой? Обычный убийца сколь бы отпетым он ни был, ни в коей мере не является грешником в истинном смысле этого слова. Он просто дикий зверь, от которого нам следует избавиться, чтобы спасти свои собственные шеи от его ножа. Я бы скорее причислил его к каким-нибудь хищникам, тиграм например, но не к грешникам.

— По-моему, это звучит немного странно.

— Не думаю. Убийца действует, руководствуясь не положительными, а отрицательными побуждениями; ему просто не хватает чего-то такого, что имеется у его жертвы. А настоящее зло, напротив, полностью положительно — только с другой, темной стороны. Можете мне поверить: грех в истинном значении этого слова встречается очень редко; вполне возможно, что действительных грешников еще меньше, чем святых. Бесспорно, ваша точка зрения идеальна для общества и его практических целей; мы, естественно, склонны считать, что тот, кто нам очень неприятен, и есть великий грешник! Когда вам обчистят карманы, это очень неприятно — и вот мы объявляем вора великим грешником. А на самом деле он попросту неразвитый человек. Конечно, он не святой, но вполне может быть — и часто бывает — бесконечно лучше тех тысяч и тысяч «праведников», что ни разу не нарушили ни единой заповеди. Нам он порядком вредит, я признаю это, и мы правильно делаем, что всякий раз, как поймаем его, сажаем за решетку, но связь между его преступным, антиобщественным деянием и настоящим Злом — слабее некуда.

За окном сгущались сумерки. Приятелю, которому Котгрейв был обязан знакомством с Амброзом, должно быть, приходилось выслушивать монологи хозяина дома уже не в первый раз, ибо за все время разговора с его лица не сходила вежливо-снисходительная улыбка, но Котгрейв всерьез начинал полагать, что Амброз скорее мудрец, чем «чудак».

— А знаете, — сказал он, — все это ужасно интересно. Так вы думаете, что мы просто не понимаем истинной природы зла?

— Именно так. Мы переоцениваем и в то же самое время недооцениваем зло. Мы наблюдаем весьма многочисленные нарушения наших общественных «вторичных» законов, этих совершенно необходимых правил, регламентирующих существование человеческого сообщества, и ужасаемся тому, как распространены «грех» и «зло». На самом деле все это чепуха. Возьмем, к примеру, воровство. Испытываете ли вы реальный ужас при мысли о Робин Гуде, о шотландских крестьянах семнадцатого века, о разбойниках или, скажем, о современных основателях фальшивых акционерных обществ? Конечно, нет. Но с другой стороны, мы недооцениваем зло. Мы придаем такое непомерное значение «греховности» тех, кто лезет в наши карманы или посягает на наших жен, что совсем забыли ужас настоящего греха.

— Что же такое настоящий грех? — спросил Котгрейв.

— Я думаю, на ваш вопрос мне следует ответить вопросом. Что бы вы почувствовали, если бы ваша кошка и собака вдруг заговорила с вами человеческим языком? Вас бы охватил ужас. Я в этом уверен. А если бы розы у вас в саду вдруг начали кровоточить, вы бы просто сошли с ума. Или представьте, что камни на обочине дороги при вашем приближении стали пухнуть и расти, а на обычной гальке, которую еще накануне вечером вы видели собственными глазами, поутру распустились каменные цветы? Думаю, эти примеры могут дать вам хотя бы некоторое представление о том, что такое грех на самом деле.