Dok - Ночная смена

— Не проканает — уверенно говорит Дункан.

— Смотря для кого — отвечает ему Ильяс.

— Я бы не поверил. Слабых мест много. Лёня — слеплено белыми нитками. И халатность как минимум остается.

— Для официального отчета — пойдет. Для широких масс общественности — тоже. Пипл — схавает.

— А руководство?

— Ты этого Михайлова видел?

— Нет.

— А я видел. Почему-то думаю, что его этот рапорт удовлетворит вполне.

— С чего взял?

— С того. Вась-вась, а не комендантская служба. А это что означает?

— Что?

— Либо нету у него над этой разведфербандой власти. Либо ссориться не хочет, либо ему самому этот покойник мертвым лучше подходит, чем когда был живым. Либо все вместе.

— Как с Потаповым, считаешь?

— Ну.

— Может и так.

— К слову — покойничек — он кто?

— Михайлов говорил — какая-то шишка из Москвы.

— А я что говорил. Это он в Москве шишка, а теперь — где это — Москва… тут и свои шишки есть…

Возвращается Николаич. Смотрит хмуро. Так же хмуро выслушивает версию омоновца.

— Получается так, что именно в такой последовательности все и произошло. На том и порешим. Все. Отбой. Всем спать. Дежурство — по очереди, как установлено.

Про себя отмечаю, Вовка и Сергей почему-то из дежурящих исключены и в салоне их нет…

Ночь. Восьмые сутки Беды.

Звенящий грохот совсем рядом. Вскакиваю ошалелый. Вместе со мной подпрыгивают соседи. Кто-то включает новведение — синие ночники, отчего помещение выглядит совершенно странно. Зато с улицы нихрена не видно, что тут у нас происходит.

— Пулемет с равелина. Очередь на всю обойму. — говорит дежуривший Саша.

Видим отблески — с равелина влупили несколько осветительных ракет.

— Оделись — побежали — командует Николаич.

— Нам как? — спрашивает маленький омоновец.

— На ваше усмотрение.

На пальбу кроме нас прибегает свободная смена с разводящим от гарнизона — мы поспеваем чуть позже. Стрелял «Гочкис» с Алексеевского равелина.

— Расчет говорит — лев из зоопарка удрал — встречает Николаича разводящий.

— Расчет этого не говорил — с неудовольствием поправляет пулеметчик, не отрываясь от прицела. Тонкое жало ствола с раструбом пламегасителя мягко ходит из стороны в сторону. Чем-то это похоже на сканирование темного пространства с серым снегом и черными деревьями странным прибором.

— Так заряжающий сказал.

— Заряжающий — не весь расчет. Это не лев. Это было человеком. Раньше.

— Прыгало, как лев!

— Ладно, где оно сейчас? Ты по нему попал?

— Попасть — попал. Как повредил — вот вопрос. Деревья мешают. Вырубить надо.

— Что делать будем? — это разводящий у Николаича спрашивает.

— Вам положено по инструкции что?

— Оборонять объект.

— А как?

— Занять места согласно расписанию и приготовиться к ведению огня.

— Тогда занимайте. А мы посмотрим, что тут сделать можно. Эта тварь куда делась после обстрела?

— Влево убежала — уверенно говорит второй номер.

— Влево она дернулась. А ушла вправо — к саперам. — недовольно поправляет первый.

— Мы тогда берем левый фланг равелина — говорит разводящий.

— Хорошо. Посматривайте там.

— В курсе. Есть там местечко, где по стенке забраться можно.

Часовые довольно шустро сматываются. Вместе с ними утекает и второй номер — показать, куда рванул псевдолев. Меня это удивляет, второй номер должен бы остаться, но, похоже, в расчете не все гладко и первый воспринимает исчезновение второго с явным удовольствием. Даже по спине заметно.

Некоторое время проходит в ожидании — Николаич по старомодному полевому телефону связывается с саперами, просит прислать поводыря, сообщает о первом случае прорыва водяного периметра в дежурку, потом ему звонит разводящий — никого не видят, предупредили патрулей о возможном морфе.

Наконец является сапер — невзрачный паренек, обстоятельный и флегматичный. По-моему пацан копирует своего начальника.

— Долгонько ходим — с неудовольствием замечает ему Николаич.

— Как говорил Великий Старинов: Саперы ходят медленно, но обгонять их не стоит! Вы ж собираетесь по минному полю шариться?

— Получается так, что не исключено.

— Так идем. Инструктаж — на месте.

— Эй! Мне напарник нужен. — не отрываясь от пулемета заявляет первый номер.

— Доктор останется. — решает Николаич и команда гуськом идет за сапером.

— Херовата наша вата — говорю пулеметчику.

— В точку. Раньше эта дрянь по льду не бегала. Если скопом пойдут — плохо будет.

Странный акцент у него. Знакомый, но не могу определиться.

— Обойму набей пока. Справишься?

— Нехитрое дело. А мины где установили?

— Прикрыли въезды на мосты.

— А откуда взяли?

— Баржа привезла.

— А ты что-то не слишком хорошо к своему напарнику относишься?

— Молодой, глупый. Ничему учиться не хочет. Говорить с ним не о чем.

— Ну, не всем пулеметчиками быть.

— Пулеметчиком лучше верблюда поставить. Этого балбеса — без толку.

— Ну, невелико искусство! — подначиваю я собеседника.

— Э, шутишь? Эта вещь — Машина Тысячи Смертей, Хан поля боя.

— Однако морф ушел?

— Я в него попал. Ты — не попал бы.

Это вполне вероятно, пулеметчик из меня — никакой. Да я из этих агрегатов и не стрелял никогда. Слыхал, что есть масса тонкостей и хитростей — и без артиллерии если что с такой вещугой не справиться.

Пухлые французские патроны встают в зацепы. Готова рамка. Пальцы с латунным запахом. Как в детстве…

— Куда класть?

— В короб. Аккуратно.

— Да уж знаю, бросать не буду.

— А напарничек — бросает. Не понимает, что мятый патрон — беда. Акмак!

— Ты — казах?

— А что, не видно?

— По затылку и шапке — нет. По акценту и по слову «дурак» сужу.

— А! Работал что ли у нас?

— Было дело. Как считаешь — у вас такое же творится?

— Нет. У нас такого не будет.

— Почему?

— Казахи — умный народ. Себя в обиду не даст. Возьми схему ориентиров. Ориентир шесть лева палец — шевеление. В бинокль посмотри.

Бинокль стоит прямо под рукой. Схема ориентиров нарисованная корявенько, но старательно и закатанная в пластик — под биноклем. Прикинув, что ориентир шесть — дерево с корявым легко заметным суком смотрю что там. Точно шевелится что-то. Но явно очень мелкое. Скорее всего… Ага — кот или кошка. Вроде тот — одноглазый.

— Котяра это. А ты я вижу — националист.

— Конечно. Националисты — это нормально.

— А нацисты?

— Нацисты — ненормально. Кретины.

Отрываюсь от бинокля, смотрю на затылок первого номера.

— И какая разница между ними?

Не оборачиваясь, снисходительно отвечает:

— Нацисты считают всех соседей дерьмом. Потом получают от всех соседей. По башке. Националисты считают все народы равными. Но свой народ — чуть-чуть-чуть лучше остальных. По башке не получают потому. Живут хорошо. И соседи уважают.