Хилари Бэйли - Невеста Франкенштейна

— Ну что ж, желаю удачи, — сказала миссис Джакоби. — И еще хочу добавить: прислушайтесь к моему совету и увезите его в какое-нибудь тихое местечко, подальше от Лондона. Тогда с вашей помощью он бы постепенно по правил здоровье и пришел в себя.

Когда я выходил из дверей, к дому подъехал экипаж. В нем я увидел Марию Клементи, какую-то молодую женщину (как мне показалось, ее служанку) и этого дегенерата Габриэля Мортимера в его бордовом костюме. На голове у него красовалась высокая зеленая шляпа, из-под которой выбивались черные кольца кудрей. Казалось, обе барышни смеялись над какими-то его остротами. Не имея ни малейшего желания встречаться с этими людьми, я развернулся в другую сторону, сделав вид, что не заметил их, и быстро зашагал в противоположном направлении, высматривая экипаж, который довез бы меня до Чейни-Уолк.

Мысли мои вернулись к веселой компании, которую только что увидел я в экипаже. Как может дама столь деликатная и тонкая, как Мария Клементи, состоять в таких близких отношениях с этим отвратительным типом? И вообще, какие странные люди живут в этом доме! Даже миссис Джакоби, несмотря на свое внешнее достоинство, не вызывала у меня полного доверия. Я так и не мог для себя решить, играла ли она именно ту роль, на которую претендовала. Была ли она и в самом деле верным другом и защитником Марии, и не вынашивала ли она корыстные замыслы.

Пока я ехал в Челси, повалил снег. У меня было тяжело на сердце из-за предстоящего неприятного разговора с Виктором, но уйти от этого разговора я не мог. Прошло всего несколько недель с тех пор, как я пришел к Франкенштейну с увещеваниями изменить поведение по отношению к жене. И вот я опять навязываю ему разговор о какой-то постыдной, скрываемой доселе тайне из его прошлой жизни. «Так не годится, — подумал я про себя. — Мне надо как-то выкарабкиваться из этой липкой паутины тяжелых дел, которые лежат на совести Виктора и в которых каким-то образом замешана эта непостижимая Мария».

Приехав к Фелтхэмам, я, к своему облегчению, услышал, что миссис Фелтхэм нет дома, поскольку она отправилась в гости к друзьям. Мне не хотелось в ее присутствии ворошить призраки прошлого, и еще меньше было у меня желания отзывать Виктора в отдельную комнату для переговоров.

Меня проводили в кабинет, где я и нашел своего друга сидевшим в кресле перед жарко горящим огнем. Колени его были накрыты пледом. Хьюго стоял, небрежно облокотившись на письменный стол, на котором я увидел наполовину пустую бутылку с кларетом. Когда я вошел, они оба смеялись. Увидев такую картину, я почувствовал себя довольно глупо. Ну вот, здесь все хорошо. Я, видите ли, явился со своим мрачным расследованием, собираюсь допытываться о прошлом моего друга, предупреждать его о какой-то опасности, якобы угрожающей этому дому. А Виктор сидит здесь спокойно, с бокалом вина в руке, радуется этому прекрасному дню и явно чувствует себя лучше. Я внимательно смотрел на него, пока мы здоровались, и никак не мог поверить, что это и есть тот самый человек, который с таким отчаянием взывал к Марии Клементи, человек, у которого совсем недавно были убиты жена и сын и муки раскаяния которого я недавно наблюдал. Неужели этот человек уже теперь, когда не остыли еще в могилах трупы его жены и ребенка, как и полагает миссис Джакоби, возобновил свои ухаживания за Марией Клементи? Но у меня была еще история Гилмора, поведавшего мне о том, что произошло на Оркни. Сердце мое отказывалось подчиняться доводам разума. Невозможно было поверить, что Виктору вообще есть за что себя упрекать. Но нет, я пришел в этот дом с конкретной задачей, и, как бы неприятна она ни была, мне следует ее выполнить. Я понимал, что разговор, который мне придется сейчас завести, может привести к тому, что я навсегда потеряю друга.

Виктор начал с того, что предложил мне вина, от которого я отказался. Я спросил его, где те два охранника, которых я нанял; почему их не видно, ведь тот безумец, что убил Элизабет и ребенка, до сих пор на свободе, а я, подъехав к дому, не обнаружил и следов присутствия здесь охраны.

— Ах да, — вздохнул Виктор в ответ, — я с ними рассчитался и сказал, что они свободны. Мне не нравится, что они тут болтаются. И вообще, я пришел к выводу, что люди из магистрата правы: убийцей действительно был вор. Жена моя случайно попалась ему под руку, и он убил ее, чтобы не оставлять свидетелей. В магистрате считают — и я с ними вполне согласен, — что вряд ли убийца вернется на место преступления.

Тогда я, чувствуя, что в голосе моем меньше уверенности, чем в словах Виктора, спросил:

— А кто же тогда тот человек, которого я видел среди деревьев у тебя в саду в ночь убийства? Ведь это его я встретил в тот же вечер, незадолго до момента совершения убийства, около театра, где выступала мисс Клементи.

— Лично я никогда не встречал этого человека ни при каких обстоятельствах, — ответил Виктор. — Его вообще, насколько я понимаю, больше никто не видел, кроме тебя.

— О боже! — взорвался я. — Ты хочешь сказать, что он мне померещился? Виктор! Не надо обманывать ни себя, ни своих друзей! Что-то очень неприятное стоит за всем этим. А того молодого человека, что так внезапно покинул дом моей хозяйки при твоем появлении, зовут Дональд Гилмор. Он слуга сестры миссис Доуни, сын рыбака, которого ты нанимал для перевозок, когда жил на острове Оркни. Ты не узнал его по той причине, что он тогда был еще мальчиком. Теперь же Гилмор взрослый мужчина, но он узнал тебя сразу же, как только увидел твое лицо. И он назвал тебя по имени! Он рассказал мне о женщине, которую когда-то привезли к тебе на остров на суденышке его отца, рассказал и о том существе, которое ты держал в сарае, об охране, которую ты тогда выставил вокруг свое го дома, о пожаре… Виктор! Неужели ты не допускаешь мысли, что все это тем или иным образом связано с уродливым великаном, который явно следит за тобой и к которому, как ты прекрасно знаешь, убийство твоей жены и сына имеет самое непосредственное отношение? Ради своей же безопасности и ради нашего общего спокойствия будь откровенен!

Виктор вел себя безукоризненно, он прекрасно владел собой. И все же я заметил, что лицо его стало очень бледным. Хьюго с изумлением смотрел на меня.

— Джонатан, о чем это ты говоришь? — спросил он. Виктор же сказал только одно:

— Так это тот паренек из Оркни. Да, он был совсем мальчишкой, когда я там жил. Местные рыбаки меня невзлюбили. Они меня и в самом деле боялись. В этом отдаленном местечке я надеялся найти возможность проводить научные эксперименты, но в конце концов из-за негостеприимного и подозрительного местного люда мне пришлось покинуть эти края. Я выставил около дома охрану, потому что знал нравы рыбаков. У меня были все основания допускать, что однажды ночью, разгоряченные выпивкой и пламенными речами в голой избе, прозванной у них таверной, они всей ватагой направятся ко мне и испортят всю мою работу. Я действительно полагаю, что пожар, спаливший мой дом, могли затеять они. А вообще, Джонатан, я не в восторге оттого, что ты решил обсуждать меня и мои проблемы со слугой сестры твоей домохозяйки, что придаешь значение рассказам этого парня и его мальчишеским выходкам. И после этого ты еще приходишь сюда и начинаешь болтать о каком-то воображаемом чудовище, моем враге…