Алексей Атеев - Мара

Было часов десять утра, когда Валера вырулил за пределы Чернотала. Ему очень хотелось остановиться где-нибудь у обочины дороги и обозреть как следует свои приобретения, но многолетний опыт подсказывал, что лучше это сделать дома, только там можно уверенно разделить добычу на ценные вещи и хлам, а пока что нечего забивать голову лишними сомнениями. Он лишь несколько раз обернулся – взглянуть на заднее сиденье, заваленное добычей: даже не верилось, что это – не сон, что ему действительно выпала такая невиданная удача. И может быть, поэтому он и не заметил, в какой именно момент перед машиной появилась женская фигура с поднятой вверх рукой. Десяткин не любил попутчиков и редко подсаживал их, но сейчас, неизвестно почему, притормозил и распахнул дверцу.

Женщина молча села рядом.

– Вам куда? – спросил Десяткин.

– Я скажу, где меня высадить, – уклончиво ответила женщина и уставилась на дорогу.

«Хмурая какая», – удивился Валера, трогая машину. Он покосился на незнакомку. Довольно молодая и вроде бы красивая: правильные черты лица, прямой, классической формы нос… Глядя на нее в профиль, он не мог разглядеть цвет глаз, но отметил длинные ресницы. Кто она такая? Одежда вроде городская… Впрочем, сейчас все одеваются одинаково.

– Так где же вас высадить? – снова поинтересовался Валера.

Она криво усмехнулась:

– Уже жалеете, что посадили?

– Да нет… – Он слегка смутился. – Просто любопытно, куда направляется такая интересная дама. Вы не в Чернотале живете?

Она повернула к нему лицо, и Валере показалось, что они уже где-то встречались.

– Где я живу?

– Ну да.

– Недалеко отсюда. – Она снова уставилась на дорогу.

«Ну и черт с тобой, – подумал Десяткин. – Не желаешь говорить, и не надо».

– А вы, Валерий Павлович, – неожиданно нарушила молчание попутчица, – не боитесь путешествовать в одиночестве?

– Мы разве знакомы? – изумился Десяткин.

– Удивлены, что я знаю ваше имя? Так вы же вчера почти каждому в деревне представлялись. Правда, вы были несколько… – она замялась, – «подшофе».

– Действительно, – промямлил Валера, – перебрал малость, издержки, так сказать, профессии… А что касается поездок моих, то чего ж бояться? Ценностей особых при мне нет, машина – так себе, проще говоря – дрянь.

– На дороге может всякое случиться.

– Вполне возможно, но только не со мной.

– Не зарекайтесь.

– Вот вы знаете, как меня звать, – решил переменить скользкую тему Десяткин, – так скажите мне, как вас величают?

– Мара.

Он скосил глаза на попутчицу. По ее лицу блуждала странная улыбка.

– Мара – это сокращенно? – продолжил он расспросы. – А как полное ваше имя? Тамара? Марина?..

– Вот я и приехала, – вместо ответа сказала женщина. – Остановите.

Десяткин резко нажал на педаль тормоза, отчего больно ударился грудью о руль, и с удивлением осмотрелся. Они остановились как раз возле давешних тополей, где он ночевал. Странно… Что она будет здесь делать? Ведь кругом голая степь. Может, поблизости есть какой-нибудь поселок? Впрочем, какое ему дело?

Мара вылезла из машины. Глянув через плечо, бросила:

– До встречи.

– Счастливо оставаться, – проворчал Десяткин и надавил на газ.

Он глянул в зеркальце заднего вида и обнаружил, что попутчица стоит на дороге и смотрит ему вслед. Она оставалась в той же позе, пока совсем не скрылась из вида.

«Кто такая эта Мара? – размышлял Десяткин. – На колхозницу не похожа, знает мое имя… И как понимать ее последние слова – „до встречи“? Может, тут замешан Боря? Очень может быть. Выследили… Ведь обогнавшая его „бээмвэшка“ куда-то ехала. Скорее всего, они и не знали, куда он направляется, поэтому, чтобы не тащиться сзади и не мозолить глаза, поступили проще – ушли вперед, а выследив, подослали своего человека: мол, глянь, что у него и как…

Впрочем, это лишь домысел. Скорее всего, она обычная селянка. Однако как тогда понять ее многозначительные намеки, – мол, не боится ли он путешествовать в одиночку. Но зачем тогда раньше времени себя выдавать, называть по имени-отчеству?»

Стараясь отвлечься от беспокоивших его мыслей, Десяткин включил приемник.

Он приехал домой, когда уже начало смеркаться. Быстренько перенес из машины свою добычу, свалив все прямо у порога, и, даже не перекусив, забрался в ванну.

Смыв с себя дорожную пыль, поужинав и хлебнув из заветной фляжки, Десяткин приступил к разбору и систематизации добытых им предметов старины. Для понимающего человека нет приятнее занятия: разглядываешь вещицы со всех сторон, выискиваешь стертые временем клейма мастеров, всматриваешься в старинную вещь, пытаясь определить ее подлинную ценность. Но особое удовольствие – составление списка добытого. Эта процедура, по мнению Валеры, напоминала смакование изысканного деликатеса. Под первым номером в нынешнем списке значилась кофейная мельница. Вовсе не потому, что она являлась особо ценным приобретением, – просто Десяткин хорошо запомнил: именно с нее все началось. Некоторое время он разглядывал причудливые арабески на боках мельницы, прикидывая, как она будет выглядеть, если ее начистить и придать ей товарный вид.

Далее из кучи был извлечен почти целый бронзовый подсвечник, потом настала очередь замысловатых шпор, за ними последовала статуэтка Наполеона с битым носом… Но все это, конечно, – мелочи. Самое ценное, как истинный гурман, Валера приберегал напоследок. А самым ценным, конечно же, являлись картины. Он даже старался не глядеть в их сторону, предвкушая встречу с ними, как предвкушают первое свидание… Наконец дошла очередь и до картин. Десяткин взял в руки рамку и попытался рассмотреть, что же изображено на полотне. Оно было обрамлено жалкими остатками некогда роскошной золоченой рамы. Видимо, раму не раз и не два испытывали на прочность, а может, искали внутри ее ценности, поскольку создавалось впечатление, что ее грызли зубами. Но на раму Валере было наплевать. В конце концов, рам на свете достаточно. А вот само полотно… На картине был изображен какой-то пейзаж. Валера решил смочить губку водой и самостоятельно смыть грязь, но потом передумал, опасаясь еще больше испортить полотно. Нет, здесь нужен специалист. Проще уплатить деньги за реставрацию, пусть немалые, но овчинка стоила выделки. Он еще раз присмотрелся: идиллический пейзаж в стиле Лоррена, несомненно, восемнадцатый век, если, конечно, не поздняя копия. Что ж, можно и ошибиться, в его деле всякое случается… Но если не «фальшак», то он, Десяткин, явно не прогадал, съездив в этот Чернотал. А вторая картина? Он взглянул и на нее. Овальный женский портрет, без рамы, не такой замызганный, как первое полотно, но, похоже, написанный значительно позже. Молодая дама на фоне растворенного окна… Вдали – холмистый ландшафт. По-видимому, художник пытался подражать старым мастерам. Пейзаж за окном – яркий, сверкающий, а сама дама словно находится в тени, такой густой, что даже неразличимы некоторые черты лица. А может, это просто наслоения грязи?