Джеймс Герберт - Тайна Крикли-холла

— Знаю.

— Мы все грустим по Кэму. И мне его очень не хватает, я скучаю по нему, но… — Лорен умолкла на полуслове.

— Но постепенно ты возвращаешься к жизни, — договорил за нее Гэйб. — Так оно и должно быть.

Он искоса посмотрел на дочь: та выглядела бледной и встревоженной, а под глазами наметились темные круги.

— Я иногда чувствую себя виноватой из-за того, что думаю о Кэме все меньше и меньше, — сказала Лорен.

— Зря. Это ведь вполне естественно. Ты не можешь горевать вечно, особенно в таком возрасте. Если будешь просто вспоминать о нем время от времени, все будет в порядке. Никто не ожидает от тебя большего.

— Я до сих пор плачу по нему…

— Конечно, но ведь не так часто, как раньше, правда? И это хорошо, Лорен, это естественный процесс выздоровления. Но мы будем помнить о нем всю нашу жизнь… и это единственное, что мы можем для него сделать.

Гэйб снова почувствовал на себе взгляд дочери.

— Па, Кэм ведь действительно умер, да? Он должен был умереть, правда? Он не мог просто исчезнуть.

Это было впервые, когда Лорен прямо заговорила о смерти Кэма, и Гэйб давно боялся, что рано или поздно такое случится. Что ей сказать? Что он сам об этом думает? Во что он сам верит?

— Я не знаю, — сказал он через несколько секунд. Он не мог солгать дочери; но он не мог и подтвердить мысль, которая, как он знал, сидела в голове у каждого из них. Других слов у него не нашлось. — Пока тело не найдено, мы можем предполагать, что его кто-то украл.

Лорен заговорила с такой же откровенностью:

— Если бы он был жив, полиция уже нашла бы его. Никто не смог бы прятать Кэма так долго.

Это было верно, однако Гэйб до сих пор не соглашался с таким объяснением — скорее ради Эвы, чем ради себя самого.

— Но все-таки… разве не мог кто-нибудь увести его просто потому, что не имел собственного ребенка? Может быть, очень одинокие люди. Они украли Кэма из парка, потому что он был таким хорошеньким, всегда и всем улыбался, даже незнакомым.

Гэйб благословлял Лорен за ее невинность. Похищение — вот во что Эва желала верить по сей день. Она отрицала возможность гибели сына с самого первого дня его исчезновения. Материнское сердце отказывалось верить в смерть, и только надежда, что Кэма могли похитить одинокие люди, удерживала ее от полного отчаяния. Возможно, та же фантастическая надежда нашла себе место и в отцовском разуме… иначе почему он не оплакивал своего сына?

Наконец добрались до городка, до главной улицы, полной народа, — среди прохожих то и дело мелькали синие формы учеников средней школы Меррибриджа. Лорен посматривала на них с опасением, надеясь, что ее не воспримут как чужачку, молясь, чтобы не опозориться так или иначе в первый школьный день.

Вскоре количество форменных костюмов — темно-синие брюки или юбки, бело-синие полосатые блузы и рубашки, более светлые джемпера и спортивные куртки — умножилось, на какой-то миг даже показалось: окружающий мир перекрасился в синий цвет. Гэйб повернул направо, на широкую улицу, где и находилась средняя школа Меррибриджа: скопление простых двухэтажных зданий, столь милое сердцу бездарных архитекторов и любимое знающими цену деньгам планировщиками жилмассивов середины шестидесятых. В городе нет-нет да и мелькали старые дома, но их было слишком мало, и они терялись среди солидных, но более чем скучных коробок более поздней постройки.

Гэйб остановился рядом с другим внедорожником, из которого как раз выбирались пассажиры, и поставил машину на ручной тормоз. Кое-кто из детей, проходивших мимо, тут же сквозь окно глазел на Лорен, как будто принюхиваясь к новенькой, а Лорен делала вид, что не замечает досужего любопытства. Она потянулась к заднему сиденью, чтобы взять свою школьную сумку. Может быть, через несколько дней, когда Лорен сама наденет школьную форму, она перестанет так выделяться.

— Все в порядке. — Гэйб улыбнулся дочери, стараясь ее успокоить: он прекрасно понимал нервозность Лорен. — Хочешь, я пойду с тобой?

— Нет, папа! — Лорен перепугалась, представив, как идет к школе с отцом.

— Уверена?

Лорен энергично кивнула.

— Ладно. Тогда иди в школу и спроси у кого-нибудь внутри, как найти мистера Хоркинса. Он покажет, где твой класс.

Они наклонились друг к другу, и Лорен клюнула отца в щеку. Потом схватила сумку и резко распахнула дверцу машины. Гэйб видел опасение в глазах дочери и искренне сочувствовал ей.

— Пока, пап! — бросила Лорен, прежде чем захлопнула за собой дверцу.

— Увидимся вечером. — Гэйб наблюдал за тем, как дочь миновала школьные ворота следом за двумя девочками в форме, и опустил стекло с пассажирской стороны. — Эй, худышка! — окликнул он Лорен, перегнувшись через пустое сиденье.

Лорен оглянулась и посмотрела на него.

— Не слишком много болтай с мальчиками! — И Гэйб широко улыбнулся.

Лорен округлила глаза, подняв их к небу, а две девочки, шедшие впереди, оглянулись и захихикали.

Потом Лорен исчезла, а Гэйбу почему-то стало не по себе.

Эва еще раз бросила взгляд в кухонное окно, проверяя, как там Честер. Бедолага лежал на траве с несчастным видом, привязанный к высокому дубу, с нижней ветви которого свисали качели. Голова Честера была опущена, нос располагался точно между передними лапами; пес тоскливо смотрел на дом.

Эву немного порадовало то, что сегодня все утро не было дождя, хотя облака и клубились довольно угрожающе, — иначе ей пришлось бы вести пса в дом, а одна только мысль о том, чтобы тащить вырывающегося и упирающегося зверя через всю лужайку, была невыносима.

Этим утром ей и без того было о чем подумать. Слишком много нервной суеты пришлось на прошедшую ночь, так что в итоге проспали все. Они торопливо позавтракали, вывели Честера на короткую прогулку, быстро расцеловались с Гэйбом и Лорен. Эва особенно нежно поцеловала дочь, которой предстоял первый день в новой школе, и помахала рукой вслед, когда они почти бежали по короткому мосту. Затем, успокоившись, Эва помогла младшей дочери умыться и одеться, а потом уселась за кухонный стол, чтобы выпить вторую чашку кофе, пока Келли наверху возилась со своими игрушками.

Дом сегодня казался другим, не таким удручающим, не таким… не таким безрадостным. Возможно, все дело в солнце, оно то и дело выглядывало сквозь облака, просвечивая через огромное окно холла даже самые дальние и темные углы. Эва, все еще в белом пеньюаре, не спеша пила кофе, придерживая чашку обеими руками. Тепло напитка как будто оживляло ее, вливало покой. Много времени минуло с тех пор (почти год!), когда она излучала спокойствие, и ей было сейчас хорошо. Нет, она чувствовала себя прекрасно!

Но почему, спросила она себя, почему? И тут вспомнила — хотя на самом деле и не забывала, а просто на время отложила в сторону, пока обычные ежедневные события не давали сосредоточиться на произошедшем. Вчера, в гостиной, на кушетке. Тот сон. Дурной сон. Нечто… некто ужасный, склонившийся над ней. Тяжелый гнилостный запах, и другой запах, лишь усиливший вонь: едкий дух карболового мыла. Парализующий страх, сковавший ее во сне.