Джеймс Герберт - Тайна Крикли-холла

Гэйб пытался доказать, что кое-что все-таки случилось. Лорен кричала так сильно не потому, что была просто испугана, а потому, что ей было по-настоящему больно. И даже если это был чудовищный кошмар, все равно тут что-то не так, потому что сны не причиняют настоящей физической боли. А если Лорен все выдумала, значит, с ней самой что-то происходит. И что бы то ни было, сон или воображение, для Лорен все выглядело реальным. Она нуждается в медицинском обследовании, на тот случай, если вдруг в ее теле скрывается какая-то болезнь, пусть даже обычные ночные судороги.

В конце концов они пришли к компромиссу: Лорен покажется врачу утром, перед школой. Они могут поехать в медицинский центр совсем рано, до появления там первых пациентов, чтобы у тамошних специалистов нашлось побольше времени для Лорен.

Гэйб сердился, как и следовало отцу, не получившему ответа от обезумевшей дочери. Лорен утверждала, что в ее спальне был какой-то мужчина — мужчина, державший в руках палку. Палку — или плеть, — похожую на ту, которую он сам нашел за фальшивой стенкой шкафа? Лорен не смогла описать незваного гостя, потому что он скрывался в тени, свет падал на него сзади. Нет, это выдумка! Или сон! Во всем виноват этот чертов дом. Что-то необычное таилось в Крикли-холле, нечто, вызывавшее галлюцинации. Некоторые дома обладают личностными особенностями, не так ли? В это верят многие люди, и, возможно, они правы. Дом, обладающий памятью. И на Эву он подействовал, она стала немножко странной, хочет теперь остаться здесь, хотя совсем недавно требовала, чтобы они немедленно переехали куда угодно… Теперь еще и Лорен подпала под влияние дома. И Келли. Может быть, те светлячки, которых он видел вчера плавающими вокруг нее, просто солнечные зайчики? Или являются чем-то другим, сверхъестественным?

Они должны уехать отсюда, снять другой дом. Это можно устроить за один-два дня… нет, на это понадобится по меньшей мере неделя, а то и больше… чтобы все устроить. Но он должен это сделать. Им необходимо переехать.

Гэйб повернул ключ зажигания и начал разворачиваться. Им предстояла поездка в Меррибридж.

Брат и сестра, обладатели слишком уж вычурных имен, топали по дороге. Хоть солнце уже светило достаточно ярко, воздух сохранял влажность, и куртки брата и сестры — одна синяя, другая красная — были застегнуты на молнии до самого подбородка.

Зеленый фургон обогнал их, катя вверх по склону, и водитель коротко просигналил, проезжая мимо. Но ни девочка, ни мальчик не потрудились помахать рукой в ответ.

— Ты уверен? — спросила Серафина Квентина.

Ее распухший нос сильно выделялся на лице: он был красным, а на переносице отливал желтизной, и при этом во внутренних уголках глаз красовались темно-пурпурные пятна.

Квентин, высокий и крепко сложенный, посмотрел на нее — сестре нелегко поспевать за ним на крутом подъеме.

— Конечно уверен. Я видел, как они уехали, я как раз яйца собирал.

Их мать, зарабатывавшая на жизнь уборкой чужих домов, кроме того держала на заднем дворе кур, для них даже построили маленький курятник. И Квентин собирал яйца каждое утро, перед началом уроков в школе, из которой его периодически исключали за плохое поведение. Потом Квентин доставлял яйца покупателям из местных жителей. Свежие яйца приносили неплохие денежки, а в деньгах Триша Булэйни нуждалась постоянно. За уборку платили не слишком много, хотя Триша и занималась этим целыми днями вместе со своей подругой и соседкой Меган — с тех самых пор, как шесть лет назад ее муженек, Рой, сбежал от нее и от детишек. Впрочем, сгинувший супруг не слишком-то усердствовал, зарабатывая детям на хлеб, пока был рядом. Туповатый лентяй — вот кем он был, и его сынок Квентин точно такой же, его не очень-то заставишь работать… и, по правде говоря, Триша только порадовалась, когда муженек дал деру.

Серафина, не принадлежавшая к любителям скалолазания и длинных пеших прогулок, отдувалась и фыркала, как кит, топая следом за братом.

— Ну да, а ты уверен, что они не вернутся? — спросила она, глядя в спину брата.

Квентин замедлил шаг, давая сестре возможность догнать его. Сам он привык к подъему, потому что бегал тут каждое утро.

— Да нам минута понадобится, чтобы оставить это на крыльце.

Квентин приподнял пластиковый пакет, который держал в руке. На дне пакета лежало нечто объемное.

— Будет им хороший сюрприз. — (Это прозвучало как «харош суприс».)

Серафина наконец поравнялась с ним.

— Нет, — сказала она, задыхаясь. — Я не хочу оставлять это снаружи, как того голубя. Этот подарочек надо внести в дом. Прямо ей в кроватку!

— Не сходи с ума, ты этого не сделаешь! Вдруг нас поймают?

— Послушай, я стащила ключ из маминого ящика, так что мы вполне можем провернуть дельце. Я не собираюсь упускать такой случай!

— Да мама просто взбесится, если заметит!

— Мама убирает в доме только раз в месяц. Ей этот ключ еще пару недель не понадобится. Не заметит она пропажи.

— Не знаю, Серфи. Как-то это… нечестно.

— Не будь таким занудой. Мы войдем и выйдем, только и всего.

— Но мы же не знаем, где ее спальня.

— Найдем, подумаешь! У нее, наверное, есть и кукла Барби, и всякое такое, как у маленькой.

— Лучше бы ты ей дала сдачи, когда она тебе врезала!

— Заткнись, Квентин. Ты там не стоял, ты не знаешь, как все было. Я просто ничего не видела и свалилась, потому что не смотрела под ноги!

— Хочешь сказать, она тебя с ног сбила? Ну, зато тебе несколько дней в школу ходить не надо.

— Я просто не хочу туда идти, а то все увидят, что она со мной сделала.

— Тебе повезло, что мама с тобой так мягко обошлась. Меня-то она бы точно погнала в школу, если бы я пришел со сломанным носом.

— Он не сломан.

— А выглядит так.

— Нет, не сломан. Просто немножко распух.

— И красный. Как задница у гиббона.

— Заткнись, или я тебя затолкаю в дом одного!

Квентин умолк. Младшая сестра могла командовать им, потому что была намного сообразительнее. И она знала о нем кое-что такое, о чем могла рассказать матери. Мама не позволяла ему воровать. Или курить. Или швырять камни в чужие окна, когда никто не видит. Но Серфи много раз подбивала его на приключения, впутывая в неприятности. Однако мама не верила, что Серфи может быть настолько бессердечной, и всегда во всем винила только сына.

— Дай-ка мне еще раз взглянуть, — попросила сестра, снова отстав от брата.

— Зачем?

— А потому что мне нравится на это смотреть. Зато ей не понравится. Вот уж переполошится! Отправится вечером в постельку, вся такая хорошенькая и невинная, откинет одеяло — а там здоровенная, вонючая, окровавленная крыса! Хотелось бы мне оказаться рядышком и все увидеть!