Андрей Тепляков - Антитело

— Да.

— Дай мне номер. Если что-то еще произойдет, я тебе позвоню. Вдвоем не так жутко.

Настя на секунду задумалась, а потом сказала:

— Хорошо.

Они обменялись телефонами и замолчали. Мамаши ушли, и площадка опустела. Разговор исчерпался, и стало как-то неуютно.

— Ладно, мне пора. Скоро придут родители, а мне еще ужин готовить.

— Я тебя провожу.

Они пошли по немощеной улице, вдоль деревянных заборов, а из-под ног вылетали маленькие облачка пыли. Где-то далеко женский голос требовал, чтобы Тимка не лез в лужу. Каркали вороны. Неожиданно Настя стала рассказывать, как ходила с друзьями в кино, а Глеб думал о том, как это страшно и тоскливо снова возвращаться на ферму. В какой-то момент он даже решил, что не останется там. Просто соберет вещи и уедет. Домой. Правда, для этого все равно пришлось бы ночевать там. Нельзя было прямо сейчас повернуться спиной и уйти.

Эта мысль почему-то успокоила его. Заставила смириться.

«Остаюсь. И будь что будет».

Они дошли до калитки и остановились.

— Ну, вот мы и пришли, — сказала Настя.

— Да.

— Будь осторожен.

— Постараюсь.

— Ладно. Пока.

Глеб шагнул вперед и поцеловал ее в губы, мягкие и теплые, не задумываясь, не боясь обидеть. Она не отстранилась. Поцелуй продлился несколько секунд, и они отступили друг от друга, удивленные и взволнованные.

— Обещай мне, что позвонишь, если что-то случится.

— Обещаю.

— Я тебе тоже буду звонить.

— Я буду ждать.

— Пока, Глеб.

— Пока.

Она повернулась и пошла к дому. Глеб немного постоял, подождав пока она не скроется из виду. Немного оглушенный, в растрепанных чувствах, он направился к машине.

Лес встретил его хмурым молчанием. Пересекая полосу тумана, Глеб подумал, что главное сегодня сделано — опасность названа. Она есть, и он в нее поверил. Осталось лишь понять, как поступить с ней.

Над домом кружила большая черная птица. Глеб припарковал машину у крыльца и вошел.

В гостиной работал телевизор, слышались крики и стрельба. Заходить туда не имело смысла. Впрочем, никого видеть не хотелось. Глеб повесил ключи на гвоздь и поднялся к себе.

Лежа в кровати, он вспоминал поцелуй у калитки и улыбался. Ему было хорошо. Завтра наступит новый день, и что-то произойдет. Но это будет завтра. А сейчас можно лежать и вспоминать ее — любимую, нежную…

Тетя позвала ужинать, когда все остальные уже поели. Глеб не удивился, но почувствовал слабый укол обиды. За весь вечер Аленку он так и не увидел, только слышал песенки, доносящиеся из ее комнаты.

Глеб умывался, когда в дверь постучали.

— Да.

В ванную вошел дядя. Даже не вошел, а как-то вдвинулся, застыв у двери и засунув руки в карманы старых спортивных штанов. Вид у него был помятый и уставший.

— Привет.

— Здравствуйте, дядя Сережа.

— Умываешься?

Глеб кивнул и стал вытирать лицо. Внутри снова возникло знакомое напряжение. Как будто воздух сгустился в тесном помещении и стал тяжелым, как вода.

— Девка — сучий выкормыш. А жалко. Так нужно, видать…

Дядя произнес эту фразу спокойно, разглядывая синюю занавеску душа. Руки в карманах шевельнулись.

Глеб испугался. Его взгляд метнулся по ванной и задержался на двери. Дядя стоял у выхода, перегораживая единственный путь к бегству; на полках позади несколько пузырьков, а самым опасным орудием, которое можно было бы использовать, являлась зубная щетка.

Что-то происходило, прямо сейчас, что-то во много раз хуже, чем раньше. Оно выросло и набралось сил, и добралось…

Дядя посмотрел на него.

— Как съездил вчера?

Он снова выглядел нормальным. Выглядел так, будто только что вошел. Глеб немного расслабил колени.

— Нормально.

— Нашел что хотел?

— Вроде бы.

— Понятно.

Дядя прочистил горло и провел рукой по затылку.

— Нам нужно с тобой кое о чем поговорить.

— О чем?

— Пойдем в комнату. Сядем.

Глеб вошел вторым и уселся на край кровати поближе к выходу. Дверь он оставил открытой.

Дядя некоторое время покачивался на стуле, собираясь с мыслями, а потом произнес:

— Не обижайся на Иру. Она, на самом деле, против тебя ничего не имеет. Просто… ей страшно, Глеб. Да еще Аленка… Она не понимает, что происходит.

— Я тоже не понимаю.

— Да. Никто не понимает. Но кое-что я знаю: все это началось после того, как ты приехал.

Глеб замотал головой.

— Нет, дядь Сереж, все это началось раньше. Поляна, кресты — все это уже было.

— Ты что-то узнал?

— Немного. На самом деле, почти ничего.

— Знаешь — давай-ка ты мне все расскажи.

— Что рассказать?

— Ты зачем вчера пошел в лес?

— Просто так. Посмотреть.

— Нет. Нет-нет. Глеб — ты подумай. Вспомни. Тебя что-то заставило туда идти? Что-то подтолкнуло?

Дядя сидел перед ним, подавшись вперед, уперев локти в колени и сцепив пальцы.

«Зачем он затеял разговор? Что ему надо?».

— Никто меня не тянул. Я сам пошел.

— А потом?

Врать не было смысла. Вообразить в дяде врага легко. Сама ситуация требовала этого, но Глеб заставил себя переключиться. В конце концов, это его дядя Сережа, отец Аленки. Хороший, веселый человек, который выручил в трудное время. Это его дом, его земля и его ответственность за нее и всех тех, кто живет с ним.

— Я увидел в тумане что-то темное…

Глеб старался говорить не слишком эмоционально, чтобы не выглядеть «истеричкой». Ему хотелось дать дяде возможность услышать только факты и самому решить, как к ним относиться. Экспрессивность здесь не годилась, она могла повредить.

На середине рассказа дядя опустил голову и вдруг громко произнес:

— Большая чума, будь она неладна. Чума, и грех, и немощь.

Глеб вздрогнул и замолчал.

Дядя поднял голову.

— Чего?

— Вы что-то сказали?

— Я? Нет. Продолжай.

Глеб снова заговорил. Произнося слова, он подумал, что все здесь не так. Весь этот разговор — просто ширма, бессмыслица, предлог, а на самом деле происходит что-то другое. До этой минуты, ему и в голову не приходило, что опасность может исходить не только от вещей внешних и явно угрожающих: таких как лес или туман, а от близких — от людей, с которыми он живет под одной крышей. Она может находиться прямо здесь, в доме — сейчас.

Призрак, бродящий среди деревьев — страшен; безумие в глазах близкого человека — страшно вдвойне.

— Ты сам-то что об этом думаешь? — спросил дядя.

— Мы угодили в эпицентр потусторонних событий. Другого объяснения у меня нет.

— Потусторонних… Черт знает что! Потусторонних! Но к этому же нельзя относиться серьезно!

— Дядь Сереж, может, нам уехать?

— Ты не поверишь, но я думал об этом. Очень много думал. Нет. Нельзя бросать ферму. Да и ехать нам некуда. Мы останемся. И Ира думает так же.