Ури Геллер - Элла

Но она полюбит монастырь святой Катерины. Ей придется его полюбить!

Приезд в Израиль — вовсе не ужасная ошибка. Это единственный способ сохранить контроль над ситуацией — Гунтарсон был в этом уверен.

Монастырь святой Катерины почел за честь предоставить Элле укрытие. Ей выделили молитвенную келью, и поскольку она теперь, казалось, не обращала ни малейшего внимания на помещения, в которых находилась — это место было для неё ничем не хуже других.

Но прежде чем её отвезли в монастырь, она вновь увиделась со своей семьёй.

По мере того, как Элла поднималась все выше и выше, все, кого она знала, отдалялись от нее. Родители, школьные подруги, учителя, брат… Родной дом и соседи… Теперь она покинула и страну, в которой родилась.

Гунтарсон, конечно, и не думал об этом сожалеть. Это был её жребий, как и его. То, что имело большее значение, чем её счастье. Да если уж на то пошло, едва ли она вообще когда-либо была счастлива!

Сидя на диване в их номере на двоих в тель-авивском «Хилтоне», он потянулся и дотронулся до ее руки. Ее ладошка легла в его пальцы, похожая на холодный пончик.

— Джульетта скоро будет здесь, — заверил он. — Ну, вот и Рождество, я снял эти комнаты специально по такому случаю, и сам заказал билеты, чтобы доставить ее сюда. Не так-то легко достать билеты на двадцать пятое декабря всего за сутки до вылета, но я все-таки сделал это, ради тебя! Потому что я обещал. Разве не отличный рождественский подарок?

Элла расплакалась — глубокие вздохи внезапно сменились всхлипами. Ему даже показалось вначале, что она собирается чихнуть, и он задумался, нет ли у нее на что-то аллергии — и тут слезы покатились по ее щекам и волосам, да так быстро, что на некоторых прядях по восемь-девять слезинок повисли друг за другом, как жемчужины на нитке.

— Я хочу уехать!

— Не дожидаясь мамы?

— Вместе с ней!

Гунтарсон не стал ей возражать. С некоторых пор он побаивался спорить с Эллой.

Итак, они ждали. Электронный писк, который ни на миг не прерывался с тех пор, как самолет коснулся своими шасси посадочной полосы в Бен-Гурионе, теперь звучал словно откуда-то издалека, как будто отделился от Эллы, отлетел в сторону и заблудился.

Стихли и всхлипы Эллы. Она пробормотала:

— Если сегодня рождественское утро, то мы должны быть в церкви.

— Да, надо бы помолиться, — согласился Гунтарсон.

И они молились. Это помогало убить время. Гунтарсон не решался отойти от нее ни на шаг. Он прямо кожей чувствовал надвигающуюся катастрофу.

Без одиннадцати минут одиннадцать раздался стук в дверь.

— Вот так-так… — прошептал Гунтарсон. Он встал, и отпер дверь.

В нее просунулась, и начала оглядываться блестящая напомаженная голова Хосе Дола.

— Да, это тот номер! — воскликнул он.

Гунтарсон просочился в коридор, и захлопнул дверь за собой. Хотя ему совершенно не хотелось ни на секунду оставлять Эллу одну, позволить ей вновь встретиться с Дола ему хотелось еще меньше.

Рядом с Дола стояла Джульетта. Без Фрэнка.

Краем глаза Гунтарсон заметил какое-то движение, и бросил взгляд в сумрачный коридор. Там стоял Фрэнк вместе со своим отцом Кеном и дядей Робертом.

— Нет! — сказал Гунтарсон. — Нет, нет, и еще раз нет!

— Мой дорогой директор, — Дола завладел его рукой. — Возможно, было бы лучше, если бы мы переместились в ваш номер.

Гунтарсон стряхнул его пальцы, и ухватил за руку Джульетту.

— Миссис Уоллис может войти. Фрэнк тоже, если хочет. Все остальные должны убраться немедленно!

— А ну, отпусти мою жену, приятель! — Кен размашистым шагом шел к нему. — Я на что угодно спорю, ты не забыл, как последний раз встал мне поперек дороги. Добавки захотелось, а?

— А на этот раз здесь еще и большой братец! — прорычал дядя Роберт.

— Мальчики, мальчики, — Дола просительно воздел руки. — Вы же обещали!

— Прошу прощения, — промямлила Джульетта, — вы ведь знаете — он по-прежнему мой муж…

— Никто их не приглашал, — заявил Гунтарсон Дола. — И вас тоже!

— Я пригласил их, — возразил доктор. — А миссис Уоллис пригласила меня. Но, право, неужели нам так необходимо пререкаться в коридоре? Элла ведь там, за дверью, совсем одна? Неужели вас это не беспокоит? Как вы полагаете, что она сейчас думает?

Фрэнк ужом пробрался к двери за спинами членов своего семейства, и стоял, приникнув глазом к замочной скважине.

— Я ее не вижу! — объявил он.

Гунтарсон замялся. Оставлять девчонку одну в ее теперешнем настроении, наедине с незащищенными окнами за дверью, которая запиралась с ее стороны — это было действительно опасно. Но позволить этому сброду опять вторгаться в ее жизнь — уже полное безумие!

— Миссис Уоллис и Фрэнк — пожалуйста. Что касается остальных — то Элла за вас не просила. Она не ваш клиент, Дола! Кен Уоллис, она больше не ваша дочь!

— Чушь собачья! — рявкнул Кен. — И попомни мои слова — кем бы она ни была для тебя, приятель, быть тебе за это в каталажке!

— Уберите его отсюда! — прошипел Гунтарсон.

— Право, не думаю, — проговорил доктор с изрядной долей ядовитой иронии, — что он захочет уйти!

— Отлично! Я вызываю полицию, — и Директор вытащил телефон.

— Полагаю, Элле это не слишком понравится, — заметил Дола. — Вся ее семья собралась здесь на Рождество, а вы велите их арестовать! А потом, подумайте о прессе…

— С которой вы уже связались, как я понимаю!

— Вы останетесь довольны, Директор. Я просто уверен, что так и будет! Представьте — самая знаменитая распавшаяся семья мира, семья Эллы, воссоединяется благодаря рождественской молитве… Вы меня удивляете, Питер! Я и помыслить не мог, что ваш выбор момента встречи определяла случайность!

— Я выбрал Рождество, — сказал Гунтарсон, все еще подпирая спиной дверь, — потому что перед Рождеством меня об этом попросила Элла. Она просила о возможности увидеться с матерью и братом. Она не просила об этом раньше — и уж точно не просила о встрече с отцом! Тем более — со своим дядюшкой-экзорцистом!

— Я все еще ее не вижу, — подал голос от замочной скважины Фрэнк.

Гунтарсон испытывал жгучее желание разбить поганцу голову о дверную ручку. Он ведь должен был видеть диван — почему же это там нет Эллы?

— Входите, — сдался он, — и если Элла попросит кого-то из вас уйти, вы уйдете немедленно. Это ясно?

— Открывай, — велел Кен и, отпихнув сына в сторону, сам распахнул дверь.

Элла стояла у окна, глядя вниз с высоты семнадцатого этажа. Над ней была только крыша, большой логотип «Хилтона», и синее небо. Она никогда прежде не бывала в таком высоком здании. Если бы люди, которые там, внизу, гуляли под зонтиками и пили кофе, купались и катались на белоснежных лодках, подняли вдруг головы и увидели Эллу, она показалась бы им такой же крошечной, какими она видела их. Но они не ведали о ее присутствии. И она молилась за них.