Ольга горовая - Игры ночи [СИ]

Однако, совесть и скромность задремали, убаюканные его обжигающей лаской.

— Кхм, — девушка честно попыталась прочистить горло, чтобы хоть как-то ответить на вопрос Николая. Облизнула пересохшие губы, улавливая, как урчание вокруг нее, меняет тональность, переходя из напряженного, в …довольное? — Полагаю, что да, Ник. — Сирина и сама не знала, что вынудило ее подтвердить слова Михаэля.

Но, не было у нее желания прекращать свой разговор с ним. Если это так называлось… хоть где-то… у суккубов, возможно… у древних римских демонов совращения это могли бы счесть болтовней…, не у людей, однозначно.

Она стоит тут, и серьезно размышляет о существовании демонов соблазнения? Ощущая при этом, невероятную, обжигающую ласку вполне реального мужчины?

Ее визит к психиатру, следует поставить в список первоочередных дел на будущей неделе. А лучше — завтра. Даже, если придется заплатить с торицей за вызов в воскресенье.

Вовсе, потерявшая способность следить за окружающими событиями, Рина почти пропустила, как странно изменилось выражение глаз Николая, недовольного ее ответом, как напряглось все его тело, словно тот собирался выяснять отношения в открытом противостоянии. Но, так же внезапно, его синие глаза потухли. И, кивнув, мужчина отошел от них, не оборачиваясь.

— Итак, малыш. — Михаэль обошел ее, полностью обнимая за плечи, и погружая пальцы в длинные темные пряди. — Прогуляемся? Осенняя Прага прекрасна и таинственна ночью. Не менее чем ночной зимний Лондон. Позволь, я покажу тебе самые интригующие ее места, и мы продолжим наш разговор о дьяволе.

— Не думаю, что уж очень сильна в этой теме. — Сирина прилагала героические усилия, чтобы не поддаться такому соблазнительному искусу — полностью откинуться на него.

Ее, непонятным образом, насторожило упоминание родного города. Что Михаэль мог знать об очаровании ночного Лондона зимой?

— Что ж, и в этом, я готов помочь расширить твой кругозор. — Пальцы Михаэля обхватили ее подбородок, поворачивая лицо девушки, ловя взгляд ее зеленых глаз. — Прогуляемся, Сирина?

Прага была великолепна, девушка не смогла бы поспорить с этим. Хоть и проигрывала улицам туманного города, усыпанного белым снегом. Но, вполне вероятно, что это патриотизм девушки гордо хмыкал, сложив руки на груди, и уперто отрицая красоту чужого дома. Сама же Сирина, наслаждалась… Она воистину, получала удовольствие от этой, странной и необычной прогулки с мужчиной, который, казалось, знал каждую ее мысль, предугадывая ответы еще до того, как вопрос начинал формироваться в ее сознании.

И вот это, а не тьма и извилистость узких средневековых улочек, добавляло прогулке таинственности.

Михаэль был загадкой. И пытливый мозг ученого, сокрытый в Сирине, жаждал разгадать этот ребус. Женщина в ней, жаждала совершенно иного.

Этой ночью, Сирина не вернулась в свою квартиру преподавательского кампуса…

Он поцеловал ее под горгульями собора святого Витта, [1] Главная достопримечательность Пражского Града. прерывая насмешливую речь, доказывающую, что и дьявол, с его созданиями, был необходим Церкви для защиты.

Его губы, подавляя Сирину своим напором, пробежались по ее скуле, целуя так, что девушка утратила всякое ощущение реальности, забывая о том, что под ее ногами, возможно, находятся каменные мешки Далиборка. [2] Далиборка — это башня голода. Подвал башни — страшное напоминание о тех днях. В подвале расположены четыре камеры и круглое отверстие, в которое опускали на веревке узников, обрекая их на голодную смерь.

Ее не интересовало то, что она почти слышала стоны тех, кто погиб в этом месте, оживленных красочным, рождающим дрожь ужаса на коже, рассказом Михаэля.

Все, о чем могла думать Сирина — как не начать молить его о том, чтобы он не прекращал это мучительное, плавное движение губ, скользящих по ее устам, танцующих на ее коже.

— Думаю, что посещение еврейского кладбища, мы отложим на потом, не так ли, малыш? — Хриплый, полный желания, голос Михаэля, сводил ее с ума, забирая те крупицы разума, которые еще оставались в голове Сирины, после его поцелуев.

У нее не было силы, чтобы ответить на его вопрос, но он, кажется, и не нуждался в ее ответах.

Рука мужчины увлекала ее вглубь тьмы ночной Праги, которая казалась удивительно безлюдной. Хотя, возможно, Михаэль просто так хорошо знал туристические маршруты, что удачно избегал их?

Мелкий моросящий дождь давно превратился в туман, и его призрачные полы, обволакивали Рину, как и объятия мужчины, заставляющего девушку терять разум в этой, мерцающей опаловым светом, тьме.

Его пальцы, так и не покинув своего пристанища весь вечер, продолжали рисовать загадочные, невидимые символы, словно втирая их в кожу Сирины. А подушечка большого пальца, так настойчиво ласкала едва ощутимый синяк над пульсом, что это, еще больше заставляло ее желать осуществления своего сна…

Она сдалась, простонав его имя, когда мужчина целовал ее, прижимая к стене лестничного пролета незнакомого Рине здания.

Сирина признала свое поражение в этом бое, когда его губы скользнули по изгибу ее скулы, опускаясь вниз.

И уже не вспоминала о том, что приказывала себе бороться, покорно следуя за ним, ступая в темноту, неизвестной ей, квартиры на верхнем этаже все того же дома…

Сирина горела, и не хотела прекращать этого. Она уже перешла за ту грань, до которой еще можно о чем-то думать.

Ее околдовывали царапающие прикосновения к ее кожи, каждое из которых, Михаэль заглаживал языком. Она погрузила свои пальцы в его темные волосы, притягивая голову мужчины, прижимая сильнее к своей груди, в то время как его губы обхватывали ее вершину, дразня и мучая.

Она не чувствовала, как ее одежда оказалась на полу, опускаемая обнаженной спиной на холодный шелк простыней. Даже их ледяное касание не отрезвило ее, заглушаемое жаром горящего тела.

Сирина стонала, но и сама не слышала себя, потерявшись в шепоте его голоса, околдованная и очарованная этим низким и хриплым звучанием, в которое заворачивалась сталь.

Она подалась навстречу его пальцам, которые пришли на смену губам.

И когда, накрывая ее рот жестким, сильным поцелуем, мужчина резко погрузился в нее, Сирина перестала стонать…, она закричала от пронзительного наслаждения, которое охватило ее.

Не чувствуя уже, как боль от маленькой ранки на шее, вливается в общий водоворот удовольствия, лишь раскрашивая ее взрыв новыми красками…

Михаэль хрипло застонал, ощущая, как она обволакивает его, сжимая сокращениями своего жара. Он глотал ее кровь, разливая ее по своему горлу…

Он был в ней, она была в нем…

Михаэль совершил этот шаг их общего танца…