Скотт Вестерфельд - Чёрный полдень

Мелиссе хотелось хохотать до колик в животе. Почему же она до сих пор не понимала, как все это смешно? Почему никто не сказал ей об этом? Оказывается, школа — это вовсе не пытка огнем, не ужас, который приходится терпеть каждый день. Это просто одна большая хохма. Главное — дать выход смеху.

Мелисса без труда различала в мешанине мыслей толпы разумы других полуночников — чистые и громкие ноты поверх «белого шума». Троица сидела вместе, устроившись как можно дальше от Мелиссы. Особенно резко она ощущала полные ледяной ненависти взгляды Десс, которые та порой бросала на нее из-под темных очков. Десс все еще злилась на нее за то, что произошло десять дней назад.

Мелисса и сама переживала из-за этого: уж кому, как не ей, знать, насколько это мерзко, когда в твоей голове хозяйничают без спросу. Но у нее не было выбора. Если бы она не заглянула в мысли Десс и не выведала ее тайны, Рекс был бы теперь законченным темняком, а не…

А не тем, кто он есть.

Джонатан и Джессика сидели рядом, держась за руки и отгородившись от всех на свете невидимой стеной. Конечно, порой они оборачивались к Десс и говорили ей что-то — словно кость с барского стола бросали, — но они были отдельно, а Десс — отдельно. Джессика присутствовала, когда Мелисса вломилась в мысли Десс, и теперь сгорала со стыда не меньше, чем если бы сама такое сотворила. В ее мыслях то и дело проскальзывало тошнотворное чувство вины: «Если б я остановила Мелиссу… Если б я только…» и так далее.

Но все самобичевание Джессики было сущей ерундой по сравнению с тем, что творилось на душе Джонатана. С тех самых пор, как он прикоснулся к Мелиссе и почувствовал, каково это — быть ею, из него так и сочилась мерзкая жижа жалости.

Ха, теперь все его вонючее сострадание тоже не вызывало ничего, кроме улыбки. Потому что быть Мелиссой больше не означало сплошной кошмар. Теперь она чувствовала себя замечательно.

— Чмошники, — прошептала Мелисса и позволила себе снова всплыть на поверхность бурлящих мыслей толпы.

Красавчик — так Мелисса с детства звала Рекса — появился минут через пятнадцать. За входом присматривал один из учителей, но Рекс без труда проскользнул незамеченным.

Мелисса уловила его присутствие сквозь хаотичное бурление сборища. В голове у него опять царил сумбур, но она слышала его совершенно отчетливо, даже лучше, чем других полуночников, как будто на отдельной волне. Мелисса мгновенно поняла, что в пустых коридорах школы с ним случилось нечто неожиданное. Его разум светился и звучал пронзительно, как сразу после поцелуя.

Впрочем, произошедшее одновременно воодушевило и расстроило его. Он настороженно оглядел толпу и успокоился лишь после того, как обнаружил, что Мелисса заняла им места поближе к выходу. Он направился к ней мягкими, легкими шагами, грациозный, как кот, гуляющий по крыше.

Мелисса улыбнулась. Эта перемена в Рексе ей страшно нравилась, и она не упускала случая полюбоваться на его новообретенную хищную грацию.

— Нашел, что искал? — спросила она, когда Рекс сел рядом с ней.

— Черт, учебник! — Он хлопнул себя ладонью по лбу. — Напрочь забыл. Я там влип слегка.

— Да я уже поняла. — Она теперь ощущала это более отчетливо: сквозь возбуждение Рекса просачивался вкус темняка: лимонная кислятина мыслей молодого охотника, приправленная запахом жертвы. Мелисса уже не впервые улавливала это в Красавчике. — Ты… гм, надеюсь, ты никого не съел?

— Пока нет. Но был весьма близок к этому. — Он протянул к ней руку ладонью вверх. — Хочешь поглядеть? — Его глаза сверкали.

— Конечно, Красавчик. — Мелисса улыбнулась и положила свою руку на его ладонь.

Вкус темняка усилился, пронзив ее кислотой и электричеством, как будто она поцеловала старый автомобильный аккумулятор, еще сохранивший часть заряда. Резкий, ядовитый, он заглушил все пресные оттенки собрания.

Мелисса почувствовала новую уверенность Рекса, уверенность хищника, и его беспокойство из-за того, что темняк мог захватить контроль над ним, и угасающий гул его дикого преображения. Мелисса поняла, что Рексу кто-то угрожал, что кто-то был настолько тупым и наглым, чтобы… Вот ведь мелкий мерзавец!

И было там что-то еще… неожиданный рой воспоминаний на поверхности бурлящих мыслей Рекса. Там уже не было вкуса темняка, это было нечто пугающее, но человеческое.

Мелисса отдернула руку и уставилась на линии на собственной ладони, озадаченная странными образами: гремучая змея, разрубленная пополам чьим-то отцом на заднем дворе, ядовитые зубы крепко сжаты в смертельной агонии. Половинки змеи еще добрых полчаса извиваются по обе стороны лопаты, как будто пытаясь воссоединиться и отомстить.

Мелисса моргнула.

— Кто-то боится змей?

— Тимми Хадсон. — Рекс улыбнулся, продемонстрировав избыток зубов. — Очень боится.

Она тряхнула головой.

— Что за черт?

Рекс невидящими глазами уставился на шаткую акробатическую пирамиду, построенную болельщицами. Его мысли были заняты летописями полуночников и древней памятью темняков, обретенной им против воли.

— Ты ведь знаешь… ну, как некоторые темняки используют против нас образы из наших кошмарных снов?

— Конечно, я знаю, Рекс. — Каждую ночь Мелисса чувствовала вкус этих древних тварей, живущих в пустыне. И своими глазами видела, как они меняют форму, превращаясь в червей, пауков, слизней и прочую гадость. — Именно поэтому они постоянно напускают на тебя тарантулов.

— Да, тарантулы… — Рекс задумчиво кивнул. — Так вот, Тимми Хадсон прикопался ко мне в коридоре. А он, как выяснилось, боится змей. Еще с раннего детства — его отец как-то раз убил гремучку и привел Тимми посмотреть. Поэтому я стал… немножко змеем.

Он посмотрел на Мелиссу и на мгновение высунул кончик языка. А потом улыбнулся.

Мелисса заметила, что его нижняя губа треснула, на подбородке засохла размазанная капелька крови. Она протянула руку и коснулась лица Рекса, ощутив угасающее напряжение в мускулах нижней челюсти.

— Ладно, Красавчик. Но как ты это узнал? Насчет Тимми? Вы с ним никогда не были друзьями, чтобы доверять друг другу тайны.

Рекс покачал головой.

— Я просто знал.

— Но как, Рекс? Из нас двоих телепат — я, не забыл? Так каким образом ты умудрился заглянуть в чужой кошмар?

Он снова отвернулся и стал смотреть на футболистов невидящим взглядом. От него исходила спокойная уверенность в себе, такая мощная, какой Мелисса в нем никогда не ощущала, по крайней мере вне тайного часа. Но эта его сила была приправлена горькой дрожью сомнения, горше, чем осадок чая Мадлен. Мелиссе вспомнился один молодой водитель-дальнобойщик, мысли которого она однажды почуяла, — парень впервые в жизни ехал на восемнадцатиколесном монстре, один, без напарника; он был опьянен мощью машины, но при этом отчаянно боялся, как бы эта громадина не слетела с дороги.