Кларк Смит - Валтум

Приближаясь к главному коридору, ведущему в центральные залы Равормоса, Хэйнс был вне себя от радости, увидев идущего ему навстречу Чанлера. Прежде чем Хэйнс смог произнести радостное приветствие, он услышал голос Чанлера:

– Привет, Боб, это мое первое трехмерное телевизионное появление. Очень удачно получилось, не так ли? Я нахожусь в личной лаборатории Валтума, и Валтум уговорил меня принять его предложение. Как только ты решишься поступить так же, мы вернемся в Игнарх с подробными инструкциями в отношении нашей миссии на Земле и с денежными средствами, соответствующими сумме в миллион долларов каждому. Обдумай это, и ты поймешь, что больше ничего не остается делать. Когда ты решишься присоединиться к нам, следуй по главному коридору в центр Равормоса, и Та-Вхо-Шаи встретит тебя и приведет в лабораторию.

Закончив эту удивительную речь, фигура Чанлера, не дожидаясь, казалось, никакого ответа от Хэйнса, легко шагнула на край галереи и поплыла среди клубящихся испарений. Затем, улыбнувшись Хэйнсу, она исчезла как призрак.

Сказать, что Хэйнс был как громом поражен, значит не сказать ничего. Фигура и голос призрака были, во всем правдоподобии, фигурой и голосом Чанлера во плоти и крови. Хэйнс почувствовал, как по телу пробежал суеверный холодок, вызванный магией и чародейством Валтума, которые создали такую правдоподобную проекцию изображения, что смогли обмануть даже его. Он был поражен и шокирован сверх всякой меры капитуляцией Чанлера, но ему как-то и в голову не пришло, что здесь мог быть какой-то обман.

– Этот дьявол достал его, – подумал Хэйнс. – Никогда бы не поверил в это. Я совершенно не думал, что он мог оказаться таким типом.

Печаль, гнев, замешательство и удивление попеременно овладевали Хэйнсом, пока он шел по галерее; когда же он вошел во внутренний зал, он все еще не мог прийти ни к какому решению. Кем ему быть? Сдаться, как поступил Чанлер, было для него немыслимо отвратительным. Если бы он вновь смог увидеть Чанлера, возможно ему удалось бы убедить его передумать и снова стать в решительную оппозицию к чужеродному существу. Для любого землянина позволить втянуть себя в более чем сомнительные планы Валтума было бы деградацией и изменой человечеству. Помимо планируемого вторжения на Землю и распространения неизвестного утонченного наркотика, предполагалось безжалостное разрушение Игнар-Лута, которое должно будет произойти, когда космический корабль Валтума пробьет себе дорогу на поверхность планеты. Его долгом, и долгом Чанлера являлось предотвратить все это, если только это будет в человеческих силах. Так или иначе, они – или он один, если это будет необходимо – должны остановить зародившуюся в каверне угрозу. Поскольку Хэйнс был прямодушным и честным человеком, у него даже на мгновение не возникало мысли о том, чтобы выиграть время или приспособиться к ситуации.

Все еще держа в руках окаменелую дубинку, он продолжал идти еще несколько минут, размышляя над ужасной проблемой, но, будучи не в состоянии прийти к какому-либо решению. Из-за привычки вести постоянное наблюдение за окружающим, более или менее автоматической для многоопытного космического пилота, он заглядывал, проходя мимо, в двери различных комнат, где в чашках и ретортах, под присмотром древних колоссов, бурлили неведомые химические вещества. Затем, совершенно неожиданно, Хэйнс подошел к безлюдной комнате, в которой находились три огромных сосуда, которые Та-Вхо-Шаи назвал Бутылями Сна. Он вспомнил, что говорил Айхаи в отношении их содержимого.

В порыве отчаянного вдохновения, Хэйнс смело вошел в комнату, надеясь, что в тот момент он не находился под наблюдением Валтума. У него не было времени для размышлений или любых других задержек, если только он собирался реализовать пришедший ему в голову дерзкий план.

Поднимавшиеся выше его головы, с раздувшимися очертаниями больших амфор и на первый взгляд пустые, Бутыли тускло отсвечивали в неподвижном свете. Приблизившись к первой из них, Хэйнс увидел в изгибающемся вверх стекле свой искаженный образ, похожий на призрак надутого гиганта.

В его мозгу билась только одна мысль, одно намерение. Какова бы ни была цена, он должен разбить Бутыли, чьи высвобожденные газы распространятся по Равормосу, и ввергнуть приверженцев Валтума – если не Валтума самого – в тысячелетний сон. Он и Чанлер, несомненно, также будут обречены на сон; и для них, не подкрепленных таинственным эликсиром бессмертия, пробуждение, по всей видимости, не наступит. Но в данных обстоятельствах это будет лучшим выходом, и благодаря этой жертве двум планетам будет предоставлена тысячелетняя отсрочка. Сейчас у него была единственная возможность сделать это, и казалось неправдоподобным, что такая возможность представится когда-нибудь еще.

Он поднял булаву из окаменевшего гриба, широко размахнулся и изо всей силы ударил по вспучившемуся стеклу. Раздался звучный и длительный звон, подобный удару гонга, и от вершины до днища огромного сосуда побежали лучистые трещины. После второго удара осколки стекла провалились внутрь сосуда с резким, пугающим звоном, похожим на членораздельный пронзительный крик, и на мгновение лицо Хэйнса овеял прохладный ветерок, легкий и нежный, как вздох женщины.

Задержав дыхание, чтобы не глотнуть газа, он повернулся к следующей Бутыли. Она разлетелась на куски после первого же удара, и вновь он почувствовал как бы легкий вздох, последовавший за этим.

Громовой голос, казалось, заполнял комнату, когда Хэйнс поднял свою палицу, чтобы ударить по третьей Бутыли:

– Глупец! Этим поступком ты приговорил к смерти себя и своего соотечественника – землянина.

Последние слова смешались с грохотом заключительного удара Хэйнса. Наступила гробовая тишина, перед которой, казалось, ослабело и отступило далекое приглушенное грохотанье механизмов. Землянин некоторое время смотрел на расколотые Бутыли, а затем, бросив бесполезный обломок своей палицы, разлетевшейся на несколько кусков, выбежал из помещения.

Привлеченные шумом битья сосудов, в зале появились несколько Айхаи. Они бесцельно и несогласованно бегали по помещению, словно мумии, приводимые в движение ослабевающим гальваническим током. Никто из них не пытался задержать землянина.

Будет ли наступление сна, вызванное газами, быстрым или медленным, Хэйнс не мог предположить наверняка. Насколько он мог судить, воздух в кавернах оставался неизменным: не чувствовалось ни запаха, ни ощутимого воздействия на его дыхание. Но уже сейчас, во время бега, он почувствовал легкую вялость и сонливость, и тонкая пелена, казалось, окутала все его чувства.

Казалось, что в коридоре начинают клубиться едва заметные испарения, и сами стены выглядели иллюзорными и нереальными.