Веда Талагаева - Нереально

— Да, я здесь, — едва слышно ответили из дальнего угла.

Там в клетке шевельнулся дрожащий серый комок.

— Цела, значит? — по моим внутренностям растеклось облегчение с удивлением пополам, — Как же тебя до сих пор не съели?

Наташа ответила не сразу. Она опять завозилась в клетке и шмыгнула носом.

— Тут были дяди. В милицейской форме. Лежали без сознания, потом их забрали, — хриплым от слез голосом сказала она, — А меня пока оставили. Я худая слишком.

— Откормить, значит, хотели?

Среди соломенного гнилья в моей клетке виднелось что-то пестрое. Рука нащупала мягкую ткань. Потянув, я вытащила красивый шелковый шарфик.

— Вот и Лариса нашлась, — грустно заметила я.

Наташа в углу хотела еще что-то сказать, но подавилась словами и заплакала. В остальных клетках было слышно только тяжелое дыхание.

— Как же мы лопухнулись, Симка, — вздохнула я, — Внучка — это Саша. Чудесный подарок для папы, начальника милиции. Где хоть мы сейчас?

— В погребе. Он прямо под домом, люк в комнате справа, в самом углу, — рассказала Сима, — Нас схватили за домом и притащили сюда, когда ты уже была без сознания. Все оружие забрали.

— Не все, — возразил Артем, закопошился в клетке и вытянул наружу ладонь, на которой лежала солонка, — Я спрятал в носок, они не нашли. Они обе сильные, как мужики!

— Колдовская сила, — кивнула я и ощупала ворот куртки, — Ага, вот она. Хорошо, что всегда со мной.

Я всегда цепляю скрепку на одежду на такой вот непредвиденный случай. Сделанной из нее маленькой отмычкой я открыла замок на своей клетке.

— Сейчас поиграем в Коперфилда, — выбравшись, я подошла к Симиной клетке и вставила скрепку в замок, — Черт, заедает. Можно сбить, но шуметь нельзя. Они и так могут в любой момент вернуться.

— Оставь мне скрепку, я тоже так умею, — поняв, что я имею в виду, сказал Воробьев.

Я передала ему скрепку и забрала солонку. На полках обнаружился старенький ржавый ломик. Сгодится.

— Откройтесь и сидите тихо, пока я не вернусь или не позову, — сказала я.

— Что значит, сидите? — Сима вцепилась в прутья своей клетки и начала их трясти, — Ты куда? Я с тобой!

— На этот раз облом, — вздохнула я, показывая, как мне жаль, и постаралась успокаивающе улыбнуться, — Зато у тебя есть шанс присмотреть за детьми и красивым парнем. Большинство женщин мечтают об этом.

— Иди в жопу! — рыкнула Сима.

Ого, какие слова мы знаем!

— Да, я как раз туда, — вздохнула я, — Скоро вернусь.

Я недооценила противника, но и он меня тоже. Крышка погреба оказалась не заперта. Я вылезла, оказавшись в одной из боковых комнат. Было темно и тихо, но из кухни был слышен звук — ритмичное постукивание. Я не сразу поняла, что это, и только когда подкралась к двери в кухню, меня резануло: стук ножа о разделочную доску. Ведьма стояла ко мне спиной у большого стола, похожего скорее на верстак. Сгорбленная спина, лопатки, торчащие из-под лохмотьев, потерявших всякий цвет, немыта, не чесана. Зато целая связка бус и ведьмовских оберегов на морщинистой шее. Не на доске, а прямо на столе в скользкой кровавой жиже кучками лежало мясо. Розовенькое такое. У меня закружилась голова. Я сглотнула и приблизилась.

Стоило мне сделать шаг, ведьма обернулась и без всякой раскачки прыгнула на меня, замахиваясь ножом. Я наотмашь ударила ее ломиком по лбу и еще раз по запястью. Нож она выронила, но удар по голове не подействовал. Ведьма повисла на мне, обдав смрадом грязного старческого тела, и схватила за шею. Пальцы, вцепившиеся мне в горло, на ощупь были как костяные, но хватка у них была нечеловеческая. Старуха повалила меня на пол. Она хрипела от звериной ярости, глаза у нее были мутные, из открытого беззубого рта воняло. Ее тело было ветхим, но в нем жила такая силища, что страшно было подумать, какой она была в молодости. Продолжая меня душить одной рукой, бабка другой стала нащупывать на полу нож.

Я задергалась изо всех сил, стараясь отодвинуться от того места, где упал нож. Воздух в легких кончился, перед глазами все плыло. Но у меня внутри клокотало от ярости не меньше, чем у ведьмы. Не помня себя от злости, я зарычала, из последних сил вскинула руку и ударила ведьму ломиком по затылку раз, другой, скинула ее с себя, вскочила и бросилась к столу. Там среди мясных ошметков лежал еще топорик для разрубания костей. Судя по цвету лезвия, им недавно пользовались. Я дернула топорик за рукоятку к себе и едва успела обернуться. Ведьма тоже вскочила так легко, словно ее только что не били ломом по затылку. По ее грязным волосам текла кровь, но в руке она уже держала нож. Я не стала ждать, когда она им воспользуется, схватила ее руку с ножом, вывернула запястье и воткнула нож в костлявую грудь.

Ведьма сипло взвыла, дернулась, пытаясь вытащить нож, навалилась на меня всем телом, силясь освободиться. Я оттолкнула ее и замахнулась топором. Он прочертил в воздухе дугу и ударился в шею, с хрустом разрубив позвонки. Взлохмаченная голова мячиком отскочила к стенке, а тело осело, оставшись лежать в луже темной зловонной крови.

Я опустила топор, переводя дух, перешагнула лужу крови и подошла к печи. Она все еще топилась. Из щели под закрытой теперь заслонкой пробивались отблески пламени. Я сняла заслонку, нагнулась к поленнице и подбросила дров, чтобы огонь занялся еще жарче. Из сеней проскрипели тихие шаги. Я сжала в руке топорище и обернулась.

— Саша. Соскучилась по мне? Ну, заходи на огонек.

Она стояла в дверях и глядела, молча, тяжелым недетским взглядом. Потом ядовито со злорадством улыбнулась.

— Думаешь, крутая? Теперь, когда она умерла, вся сила передалась мне.

— А она тебе нужна? — спросила я с сомнением, — А как же родители твои и бабушка?

— Родители меня бросили, — Саша презрительно скривила губы, — Струсили и сбежали, оставили меня, хотя могли бы просто за шиворот уволочь, если бы хотели. А бабушка, она тоже струсила. Я себе другую нашла. Два месяца назад, когда заблудилась в лесу. Она меня выбрала, потому что я способная. Лариса ведь тоже заблудилась, но бабушка к ней не вышла.

— А к тебе, значит, вышла, талантливая ты наша? — криво ухмыльнулась я, продолжая крепко держать топор и не спуская с Саши глаз, — И ты хочешь жить здесь, в этой грязи?

— Теперь это все мое, — Саша гордо вскинула голову, — И я все сделаю по-своему. Потому что я главная ведьма.

— И ради этого будешь жрать человеческое мясо? — с отвращением спросила я.

Она гаденько улыбнулась.

— Оно сладкое. Другого уже не захочется.

— Ты попробовала, — я обреченно качнула головой, — Ну, тогда делать нечего.

Я отступила от печки, приближаясь к ней. Саша тоже сделала шаг навстречу. Ее лицо исказилось, стало мучнисто-белым, глаза по-совиному округлились. Теперь это было то самое лицо, которое видели люди, когда она выходила на охоту для своей бабушки.