Арина Рахманина - Темная кровь: Пробуждение

— Даша, тебя зовут, — пробормотала она, испуганно пряча глаза.

Итак, началось. Эта девочка сказала им, что вернулась та, на чье место она претендует. И теперь, естественно, мне предстояло пережить бурю.

— Несуденко! — буквально заорала моя старая знакомая Римма Валентиновна, наша противнющая сотрудница отдела кадров.

Помнится, когда-то я переписывала заявление о просьбе принять меня на работу семь раз. Она все время придиралась к какой-нибудь мелочи. И каждый раз для того, чтобы сдать ей новый вариант заявления, мне приходилось из административного корпуса бегать еще в два учебных, расположенных каждый в пятнадцати минутах ходьбы, чтобы взять все необходимые подписи.

— Да, она здесь, — я буравила ее взглядом исподлобья.

Наверное, получилось очень злобно, потому что Римма Валентиновна если и не подобрела, то слегка осеклась.

— Явилась, наконец, — пробурчала она. — И что скажешь? Где ты была?

— Я болела. Очень сильно. Настолько, что не могла сообщить, что не приду на работу. Все медицинские справки у меня есть.

Запах ее страха накрыл меня плотной волной. Я сжала руку в кулак, сдерживая желание взяться за что-то. Чем бы это что-то не оказалось, не факт, что потом его починят. Кирилл говорил, что человеческий страх действует на нас возбуждающе. Несмотря на то, что Римма Валентиновна была отвратительной толстой и скандальной бабой, мне захотелось прижать ее к стене, вонзиться в ее шею и пить кровь до тех пор, пока она не потеряет сознание. Я ощутила, как жажда заставляет мои зубы заостриться и удлиниться. Это — одна из самых потрясающих вампирских особенностей. Обычно наши зубы не отличить от обычных, лишь желание крови заставляет их стать такими, какими и должны быть классические вампирские клыки.

Нужно было брать себя в руки! Иначе она заметит, что со мной что-то не так. И не она одна. Ира-Наташа-Аня словно уменьшилась в два раза. Бедняжка сидела, вжавшись в спинку стула и дрожала, как осиновый листок

— Так ты хочешь вернуться на работу? — беспомощно спросила Римма Валентиновна.

— А меня разве не уволили?

Мне вдруг показалось, что она растаяла настолько, чтобы предложить мне вернуться на свое место и спокойно учить детишек дальше. Наверное поэтому мой облик и взгляд стали не такими грозными. Римма Валентиновна опомнилась и снова вошла в роль раздающей милости.

— А ты как думала? О тебе ведь не было ни слуху, ни духу.

— Тогда верните мне мою трудовую, — пожала я плечами.

Странно, но на что я все это время надеялась? В конце концов, разве Кирилл не предупредил меня, что все будет именно так?

Римма Валентиновна поднялась и подошла к каким-то шкафам. Проработав два года в университете, я точно знала, где лежат трудовые книжки и личные дела сотрудников. Точно не там.

Прошло довольно много времени, прежде чем она выудила из-под каких-то с виду вообще бесполезных бумажек мою трудовую книжку. Побоявшись передать ее мне в руки, она сунула документ Ире-Наташе-Ане. Та опасливо сделала шаг в мою сторону. Я взяла его, открыла и прочитала последнюю запись. Так и есть: уволена за прогулы по статье!

Мои брови сошлись на переносице, вызвав новую волну инстинктивного испуга у всех, кто был в комнате.

Римма Валентиновна усиленно таращилась в пол, а бедняжка, которой предстояло занять мое место, вообще не знала, в какую сторону смотреть, поэтому смотрела поочередно во все.

Я ничего не сказала. Запихнула трудовую в свою черную, уже довольно поношенную сумку, развернулась и вышла из кабинета.

— Все нормально? — обратился ко мне толстый племянник.

Даже не знаю, что меня тогда сдержало. Хотя у меня и получилось сдержать физический порыв дать ему по наглой роже, кое-что сдержать не получилось. Тени, самые ближние родственники нашего вида, повинуясь моему настроению, угрожающе задвигались. Я испугалась собственной силы, глядя на это. Они отреагировали так же моментально — все вернулось на круги своя.

Обернувшись, я увидела, что толстяк перепугано таращится в мою сторону, хотя явно не на меня.

— Ой, ты в порядке? — спросила я, озабоченно приподняв брови и начав оглядываться вокруг.

— Д-да, — ответил он. — Наверное, тут просто жарко…

Уверена, он и в Антарктиде точно так же потел. И запах его пота был бы таким же отвратительным.

— Ну, пока, — кивнула я ему и направилась к выходу, стараясь двигаться не слишком быстро.

Ужасно хотелось стремглав, по-вампирски, броситься к выходу и умчаться подальше отсюда. Здесь сам воздух бюрократизма давил на меня, и, покидая это здание, я уже точно знала, что рада своей нежданной и непрошеной свободе.

Да, я привыкла работать здесь, но это — не мое место. Мысль о том, что больше не придется иметь дел с этим отделом кадров, уже меня грела. Больше никакой беготни между корпусами, никаких постоянных отчетов о проделанной и не проделанной, но все равно подотчетной работе. И, главное, больше никаких тупых родственников моих коллег, старших по рангу.

Я достаточно бодро прошагала пару кварталов, радуясь внезапному освобождению и думая о том, как же круто теперь, что одним своим грозным взглядом можно привести людей в замешательство. И все же, не успев дойти до автобусной остановки, я опустилась на ступеньки какой-то гостиницы и устало ссутулила плечи. Как бы там ни было, а моя работа на университет была действительно добросовестной. Столько стараний приходилось прилагать, столько души вкладывать! А они не решили нужным даже выяснить, что же произошло с их сотрудницей, и нарисовали мне в трудовой ту самую позорную запись, из-за которой мне много лет придется объяснять работодателям, что же случилось "тем летом".

Мне отчаянно захотелось чьей-то поддержки. Я вынула мобильный телефон из сумки. Кажется, человеческая привычка сказалась. До того, как я умерла, в такие моменты всегда набирала кого-то из друзей и просила просто поговорить со мной. Но сейчас… Сейчас в телефоне не было ни одного номера из тех, на которые я раньше звонила. Только номер Кирилла. А он-то вряд ли захочет обсуждать со мной такие проблемы. Наверняка он уверен, что уже все мне сказал вчера вечером, когда предупредил, что больше мне не нужно будет работать в университете.

Придется справиться с этим всем самой.

Надо брать себя в руки. Не хватало еще расплакаться тут.

Я застыла на месте.

Расплакаться?

Черт!

Вспоминаю романы Энн Райс, прочитанные мной словно тысячу лет назад. Конечно, в большинстве своем — это чушь собачья. Мы не настолько отличаемся от людей, насколько ей хотелось бы. Наша кожа по своей мягкости превзойдет иную человеческую, хотя нанести нам повреждения гораздо сложнее, чего уж там. Но ничего общего с холодным мрамором в ней нет. Теплота нашего тела сохраняется в нем столько же, сколько и выпитая кровь. Лично моя температура начинала значительно отличаться от человеческой только на третий день после охоты. Все остальное время холодные пальцы можно было списывать на замедленное кровообращение. В конце концов, даже в мою бытность человеком они очень часто бывали холодными. Наши ногти даже отдаленно не напоминают хрустальные, мои глаза остались того же серого цвета, что и до смерти, клыки проявляются только тогда, когда это необходимо, а волосы… Волосы, как выяснилось, уж точно не отрастут за одну ночь, чтобы принять тот вид, который имели в наш последний день жизни. Они растут только тогда, когда мы пьем кровь. Мне приходилось делать это довольно часто, поэтому следовало готовиться к тому, что скоро придется подстригаться.