Челси Ярбро - Костры Тосканы

Сандро налил себе еще немного шербета.

— Теперь я понимаю, откуда идет ее гнев и почему ей в видениях являются демоны. Ей чудится, что они терзают ее, но, поскольку все эти муки являются источником наслаждения, она их боится и считает себя недостойной прощения.

— Мне жаль. — Ракоци бросил дудку на подоконник. — Боттичелли, вам надо бы остеречься. Ваша родственница одержима. Мне кажется, в минуту отчаяния она вас может оговорить.

Художник, покинув свое кресло, встал рядом с ним.

— Вам тоже следует ее опасаться.

Ракоци пожал плечами.

— Мне что? Я могу в любую минуту уехать. Но вы, — он коснулся руки Сандро, — у вас здесь работа и дом. Она легко лишит вас всего без особых на то причин. Будьте с ней осмотрительны, умоляю.

Сандро поразила теплота, с какой были сказаны эти слова. Поставив бокал, он раздумчиво произнес:

— Тут есть над чем поразмыслить. Я… я весьма вам благодарен, Франческо. Вы сообщили гораздо больше, чем были должны. Будьте уверены, все вами сказанное дальше меня не пойдет.

Ракоци спокойно кивнул.

— Не сомневаюсь. А теперь не хотите ли повидаться с моей ученицей?

Сандро покачал головой. Он понял, что непростой разговор окончен.

— Heт. Как-нибудь в другой раз. Не стоит сейчас ее беспокоить.

Наступила неловкая тишина.

— Что ж, хорошо.

Ракоци кивнул и направился к двери. Сандро придержал его за руку.

— Еще раз благодарю вас, Франческо.

Их плечи соприкоснулись.

Уже стоя в дверях палаццо, Ракоци улыбнулся.

— Почему бы вам не навестить нас на следующей неделе?

Сандро огорченно ответил:

— Боюсь, что не смогу. Симоне сделался подозрителен, мне не хотелось бы ему лгать.

Ракоци все еще улыбался, но глаза его стали печальны.

— Что ж, приезжайте, когда сможете. Мы вам рады всегда.

Он придержал дверь и добавил:

— В явном меньше опасности, чем в сокрытом. Не позволяйте себя обмануть.

— Что вы хотите сказать?

— Лишь то, что наши привязанности способны нанести нам больший урон, чем даже вражда. Помните это, амико.

Дверь палаццо закрылась.

Письмо Джан-Карло Казимира ди Алерико Чиркандо к Франческо Ракоци да Сан-Джермано.

Джан-Карло шлет свои приветствия выдающемуся ученому и глубокоуважаемому учителю Франческо Ракоци да Сан-Джермано.

От Луи Сантьяго Хоранеса дошло до меня известие, что ваш протеже Лодовико не удовлетворен работой в Испании и хочет переехать во Францию. Я могу устроить это через Рейнарда Пьюдоса, но уверен, что на том все не кончится.

Лодовико не выказал особого рвения на строительстве вилл в Лиссабоне, отделывать церкви в Испании ему тоже не по нутру. Мне кажется, он просто не хочет работать. Содержать бездельника, и к тому же опасного, нам ни к чему.

Если вы позволите мне, я обращусь к одному человеку, генуэзцу, который устранит неприятность всего за сто золотых. Он знает свое дело и, кроме того, всегда соблюдает условия договора. Наниматели очень его хвалят и говорят, что человек этот не способен на шантаж или иного рода подвох. Я знаю, это не в ваших правилах, и все же не вижу иного выхода из сложившейся ситуации. Бездельнику может прийти в голову всякое. Примите решение и дайте мне знать.

Это письмо пойдет долго, ибо погода стоит скверная. Зимние бури так разыгрались, что с дорог повымело даже разбойников. Я отправлю пакет с монахами, направляющимися в Феррару, оттуда они найдут способ переслать его вам.

Благодарю за совет завести связи с обувщиками Польши. От покупателей нет отбою. Фигурные каблуки, как вы и предвидели, заинтересовали кавалеристов, они могут войти в моду. Весной, когда дорога на Краков откроется, я удвою заказ.

К сожалению, весь груз смол из Египта перехватили пираты. Другая такая поставка возможна лишь через год. Если вам известны иные торговцы смолами, обязательно сообщите, я тут же вступлю с ними в контакт.

Дож рассмотрел ваше прошение и предоставил вам право возвести дополнительные пристройки к палаццо. Золото — хороший ходатай. Дож получил семь фунтов и, если понадобится, получит еще.

Дайте ответ как можно скорее, а лучше — перебирайтесь сюда. Что вам во Флоренции, если Савонарола поднялся так высоко?

Засим остаюсь вашим верным слугой,

Пьеро, возвратившийся с загородной прогулки по окрестным холмам, вошел в родовое палаццо. Его загорелое лицо улыбалось, глаза ярко блестели. Шагая через широкий холл к лестнице, он громким голосом повелел подать наверх вина и конфет — он знал, что у Массимилио давно все готово.

— Простите, синьор!

Пьеро приостановился.

— Чего тебе, Серджио? Мне надо переодеться.

Серджио кивнул.

— Я знаю, но вас ждет врач. С утра ждет и не уходит.

— Зачем он тут?

Хорошего настроения как не бывало, но Пьеро старался быть сдержанным. Любого просителя следует выслушать — так делал отец.

— Не знаю, синьор. Он сказал лишь, что дело весьма важное.

Серджио отступил в сторону, открывая дорогу к рабочему кабинету Лоренцо, куда Пьеро заходить не любил.

— Ну хорошо. — Пьеро глубоко вздохнул. — Ты говоришь, он тут?

— Да, хозяин. Его направили из Синьории, — Слуга позволил себе улыбнуться. — Если вы помните, он уже испрашивал вашей аудиенции — дней десять назад.

— Ах вот оно что, — усмехнулся Пьеро. — Есть люди, которые в каждой капле дождя видят заразу. Похоже, наш гость из таких.

Серджио забежал вперед, чтобы открыть дверь кабинета, после чего приосанился и объявил:

— Пьеро ди Лоренцо де Медичи.

Худощавый, опрятно одетый человек средних лет живо поднялся с кресла.

— Доброго дня вам, Медичи, — учтиво сказал он. — Меня зовут Эннио Эрманарико. Я имел счастье встречаться с вашим отцом.

— Похоже, отец мой успел перезнакомиться со всеми на свете, — уронил Пьеро, направляясь к письменному столу. — Кажется, у вас ко мне какое-то дело? И такое, что даже Синьория не способна самостоятельно в нем разобраться? — Он сел на край стола, небрежно покачивая ногой, его сапоги были забрызганы грязью.

— Синьор Медичи, — врач вскинул брови, несколько опешив от такого приема, — позвольте мне быть откровенным. Вы очень молоды, а бремя власти — нелегкое бремя. Ответственность, на вас лежащая, весьма велика. Возможно, вы даже не вполне представляете, насколько она огромна.

— В самом деле? — усмехнулся Пьеро. — Мой отец взвалил на себя эту ответственность в двадцать один год. Его молодость ему ничуть не мешала. То же происходит со мной. И это в духе Медичи. Мы учимся властвовать, пока мы горячи и сильны, мы не ждем, когда наши руки затрясутся от старческой слабости. — Он ослепительно улыбнулся, его светлые волосы ярко сверкали, подобно нимбам ангелов Боттичелли.