Екатерина Неволина - Три цвета ночи

Следователь мне совсем не понравился. Он восседал за столом, точно жирный паук в паутине. Рыхлый, одутловатый, с совершенно лысой яйцеподобной головой, блеклыми глазами и ресницами. Какой-то колючий, неприятный тип. Каждый раз, когда он поднимал на меня свои водянистые бледно-голубые глаза, я чувствовала себя подозреваемой. Его манера откашливаться перед каждым задаваемым вопросом совершенно выводила меня из себя.

Однако я собралась и по возможности точно и полно рассказала ему обо всех событиях, произошедших в тот день. Следователь перебивал меня то и дело, задавая не относящиеся к делу вопросы по поводу всяких мелочей, которые я благополучно не помнила. Павел Петрович проявил похвальную бдительность и несколько раз приходил мне на помощь, объявив несущественными и не относящимися к делу пару скользких вопросов по поводу нашей ссоры с Натали и уж совсем нелепого предположения, не являюсь ли я поклонницей готической субкультуры.

Несколько вопросов, к моему большому удивлению, было о Виоле, о том, когда я видела ее последний раз и не имела ли я с ней после убийства Натали каких-нибудь контактов.

В общем, когда все закончилось, я подписала протокол, тщательно перед тем прочитанный Павлом Петровичем, вздохнула с облегчением и направилась к выходу.

Но тут произошел весьма неприятный инцидент. На выходе из кабинета я столкнулась с мамой Натали.

При виде меня та впала в истерику и принялась кричать, что это я виновата во всем и именно из-за меня была убита ее дочь.

Павел Петрович и поспешно выскочивший из кабинета следователь едва смогли ее угомонить, а у меня на душе осталось весьма тягостное впечатление. Тем более что в чем-то она была права. Если Натали убили вампиры, они появились в школе именно из-за меня, поэтому я волей-неволей оказывалась виновной.

В глубокой задумчивости я села в отцовскую машину, и мы поехали.

Когда мы стояли на одном из светофоров, я вдруг почувствовала на себе чей-то пристальный, пронизывающий взгляд. Я подняла глаза. Такого я, пожалуй, еще не видела. Рядом с нами находилась большая черная машина с тонированными стеклами. Одно из стекол у пассажирского сиденья было приспущено, и я заметила немолодого мужчину с запавшими глазами и резкими, пугающими чертами лица. На нем был белоснежный кудрявый парик и бордовый бархатный камзол, обшитый золотым крученым шнуром. Опираясь на массивную трость обеими руками, он задумчиво смотрел на меня.

В тот же миг в моем воображении возникла другая картинка, увиденная мною во дворце в Царицыно. И я отчетливо поняла, кого именно мне довелось сегодня встретить.

Заметив, что я смотрю на него, старейшина немного склонил голову, словно приветствуя меня.

Тут черная машина рванула с места и скрылась с глаз, а мы поехали домой.

– Проходи, – сказала я Артуру.

Он стоял за моей дверью. Серые джинсы, кашемировая толстовка в элегантную светло-серую полоску, легкий, едва уловимый, пряный запах туалетной воды… мой самый любимый аромат на свете…

– Ты впускаешь меня в свой дом? Ты же знаешь, мы не можем войти без приглашения, – спросил Артур.

– Конечно, впускаю, – я посторонилась.

Мой дом всегда открыт для него.

В это время из комнаты выглянула мама.

– Здравствуй, Артур, – сказала она, окидывая его оценивающим взглядом. – Давно хотела с тобой познакомиться.

Я вспомнила, как еще совсем недавно экзаменовала меня Димкина мать, и мне стало смешно: все мамы в чем-то похожи, и все они считают своих детей маленькими и думают, будто мы нуждаемся в их постоянном контроле.

Пока Артур разувался, она обрушила на него целый град вопросов. И о том, чем он собирается заниматься в жизни, и о том, какую музыку слушает. Артур отвечал осторожно – почти как я в кабинете у следователя, и при этом ослепительно улыбался.

Я со стороны наблюдала, как тает лед недоверия в глазах мамы. Вот она, сама не замечая этого, одобрительно кивает… Когда Артур хочет кому-то понравиться, это ему всегда удается. Интересно только, это его вампирские или человеческие способности?

Осознав, что держит гостя в коридоре, мама смутилась и предложила нам пройти в мою комнату, пока она приготовит что-нибудь вкусное.

– Пожалуйста, не затрудняйте себя, я не голоден, – остановил ее Артур, но мама уже так пылала желанием сделать для него что-нибудь хорошее, что остановить ее не представлялось возможным.

– Ты уже догадалась? – спросил Артур, глядя ей вслед.

Я кивнула, затем приложила палец к губам и поманила его в свою комнату.

– А у тебя здесь как-то… уютно? – он, кажется, с трудом вспомнил это слово и тут же обрадовался. – Да, точно, уютно. Ух ты, какой заяц!

Я стащила со шкафа своего старого любимого зайца и представила его Артуру:

– Познакомься, это Морковкин. Он знал меня еще вот такой маленькой. – Я попыталась показать рукой где-то на уровне колен.

Артур кивнул и присел на самый краешек дивана.

Я, обняв зайца и прижимая его к груди, устроилась рядом, подобрав под себя ноги.

– Ты спрашивал, догадалась ли я уже о том, что это не настоящие мои родители, – повторила я, – да, догадалась. Совсем недавно. Но это ничего не меняет… Скажи, ты же знаешь, что мои настоящие родители… – я замялась, – их больше нет?

Артур кивнул.

– Они погибли, но смогли так хорошо спрятать дочь, что наши разыскали тебя только недавно.

– Я знаю. Мне снилось, – тихо произнесла я.

– Тебе снятся сны о прошлом? – спросил Артур.

– Мне снятся очень странные сны. И о прошлом, и о будущем. Знаешь, в одном из снов я уже, кажется, видела Ловчего. Еще до того, как он возник на моем пути.

– Это проявление твоего дара, – объяснил Артур. – Как я говорил, в твоих венах течет очень древняя и сильная кровь. И в дальнейшем у тебя будут проявляться новые способности.

Но сейчас меня волновало не это.

– Погоди. – Я взяла его за руку и заглянула в лицо. – Ты знаешь, что случилось с моими родителями? Может быть, осталась какая-нибудь принадлежавшая им вещь? – с жадностью спросила я.

– Не знаю. Это произошло еще до меня… До того, как я стал таким.

– Я видела их во сне, – тихо произнесла я, и меня вновь охватило то же обманчивое ощущение – будто кто-то смотрит на меня с теплотой и заботой.

Артур обнял меня. Мы сидели на диване – он, я и мой смешной плюшевый заяц с немного разошедшимся по шву ухом.

– А я уже почти забыл свое детство, – задумчиво произнес Артур. – Я помню только что-то светлое и дурацкие обои в цветочек…

В это время в комнату вошла мама с подносом в руках. На нем стояли наши лучшие чашки из тончайшего фарфора – мама вообще обожает красивую посуду, поэтому у нас в доме ее полно – на все случаи жизни. Кроме чашек, здесь же имелась вазочка с конфетами и печеньем.