Билл Мьюми - Черная ‘59

Их руки блестят от пота, рубашки липнут к груди. И в довершение всего русый хайер Нила Колмика свалялся и слипся, будто группа играет в сауне. Пальцы его так и летают по грифу.

А всем плевать.

«До самого „Ваэ“ [1] «Ваэ» — английский рок-музыкальный журнал. — Здесь и далее примеч. пер. » — последняя их песня сегодня, и Нил завершил ее обжигающим гитарным соло на все тридцать два лада. Чак и Гари Уилкисы, бэк-ритм-гитары, играли как один музыкант.

А всем плевать.

Здесь на сцене «Честнат клаб», где их поставили для разогрева, они выдали восхитительным фьюжн [2] Фьюжн (англ. fusion) — муз. джаз-рок, сплав джаза и рока. традиционных блюзов, хэви-метал и хард-рока — все в одном и нечто совсем новое, джаз-рок во плоти. Они играли с драйвом, хорошо, чертовски хорошо.

А всем плевать.

Публика ждала «Зип», гвоздь программы, тех, о ком кричат заголовки. Глэм-роковая команда, сплошное ломанье и никакого накала. Но это они оторвали студийную запись и это их жареный клип МТV крутило по пять раз на день.

Аплодисменты разогревающей команде, «Нил Колмик бэнд», были вежливыми, хотя и спорадическими. И, уж конечно, не настолько длительными, чтобы поманить надеждой, что вызовут «на бис». Ровно столько, чтобы не выглядеть грубо, невоспитанно. Эх, Голливуд.

— Спасибо, что позаботилась о делах, детка, — сказал Нил в сотый, вероятно, раз в жизни.

Пэм Салливан ответила ему краткой улыбкой, она стояла, картинно прислонив полусогнутую изящную ножку к тяжелому усилителю «Маршалл», который, в свою очередь, был прислонен к стене жалкой гримерной. Называть это гримерной было все равно что звать гроб бунгало. Грязный и драный, прожженный и заляпанный диван стоял на столь же отвратительном ковре. Еще тесная комнатенка могла похвастаться роскошным, треснутым, заплеванным зеркалом в полный рост и многолетними наслоениями рок-граффити на желтеющих стенах.

Пока Пэм отдавала Чаку шестьдесят шесть долларов — его долю вечерней выручки, — братец Гари, уже получивший свое, царапал по стене маркером, добавляя к старым татуировкам слоган «Нил Колмик бэнд». Заканчивая, он бросил Нилу кривозубую усмешку.

— Спасибо Пэм. — Тут Чак повернулся к Нилу. — И тебе спасибо. — Он поднял деньги. — Послушай, Нил, ты у нас пишешь песни, ты поешь, играешь соло, да еще и выступаешь от имени группы. А деньги при этом делишь на всех поровну. Если у тебя туго с деньгами, только скажи…

Нил только отмахнулся.

— Вот такой я парень, — отозвался он с легким сарказмом.

Уходя, братья быстро закрыли за собой дверь, так чтобы более чем средненькое уханье «Зип» со сцены хотя бы на йоту не давило так на уши.

Когда Нил наклонился и начал подтягивать разболтавшийся колок на грифе гитары, Пэм, подойдя сзади, принялась разминать ему плечи.

— Ты был сегодня в ударе, милый. — Ее длинные светлые волосы окружили их как шатер, смешались с его распущенным по плечам хайером. — И твое время придет. Вот увидишь.

— Сука, — пробормотал он.

Пальцы Пэм застыли.

— Как ты меня назвал?

— Что? — Он поднял на нее глаза, как будто только- только вернулся откуда-то издалека. — О-о-о… прости милая. Я не с тобой говорил. Я говорил вот об этом. — Он постучал пальцем по хрому на грифе. — У меня вторая струна то и дело соскальзывала, к тому же дека ноту едва держит.

— Ну, может, хоть это тебя поддержит, — поддразнила Пэм. — Турагентство «Анлимитед трэвл эйдженси» хочет, чтобы я сделала копии нескольких антикварных голландских шкафчиков для новых офисов. Даже после налогов я наскребу достаточно, чтобы, когда закончу, нам с тобой слетать на неделю на Гавайи.

— Это же чудесно, Пэм! — Нил попытался, чтобы в его ответе прозвучало как можно больше энтузиазма. — Хотя бы один из нас поднимается.

— Ох, Нил, — раздраженно выдохнула Пэм. — Мне не хотелось, чтобы ты…

Он отмахнулся.

— Послушай, я рад за тебя. Правда, рад. Как насчет того, чтобы я приехал к тебе попозже, о'кей? Это будет о'кей?

— Конечно, — пожала плечами Пэм. Лучше не пытаться развеселить его, вывести из этого состояния, когда он ведет себя так пришибленно-подавленно.

Через пару минут после ухода Пэм в дверь постучали. Когда Нил обернулся, у него едва глаза на лоб не вылезли.

— Джон Хемли, — удивленно выдохнул он.

На пороге действительно стоял Хемли — потрепанный и гадкий, как обычно. Хемли развел руки, как будто для того, чтобы обнять Нила, но остался стоять, где стоял. В одной жалкой клешне оказался футляр для гитары. Когда Хемли заговорил, у Нила возникло такое впечатление, что он выдыхает гнилой воздух.

— Нил, — прохрипел гость. — Это было… сколько лег прошло, с тех пор как мы играли вместе? А звук у тебя потрясный, мужик.

Нил обернулся к зеркалу, поморщился. Отражение Хемли словно мерцало. Нил резко повернул голову, но Хемли никуда не исчез, стоял себе как живой.

Хемли сделал шаг в тесную гримерную.

— Ну и дыра, парень, — начал он странным, монотонно-напевным голосом, к какому прибегал в особых случаях. — Ты заслуживаешь большего, чем это дерьмо. — Он неодобрительно хмыкнул. — Без тебя команда никогда уже не была прежней, Нил. Ты был цементом, мужик. После твоего ухода все распалось.

— Ну да… Я сделал то, что должен был сделать, Джонни. — Нил начал укладывать в потрепанный кейс гитару. — Мне надо было работать соло. Время пришло.

— Я был твоим партнером, приятель, — в голос Хемли закралась странная настойчивость. — Это для меня кое-что значило. Много значило.

— И для меня это кое-что значило, — парировал Нил. «Это значило, что мне приходилось мириться с тем, что ты, черт тебя побери, толкаешь наркотики, а той энергией я был сыт по горло». — И для меня это много значило. Время пришло, вот и все. Сам знаешь.

Хемли медленно приближался, и вновь зеркальное отражение на миг заколебалось: не понять, есть вообще гость в зеркале или нет.

— Все круто, Нил. — Он закурил «Мальборо». — Какого черта. Ты был единственным в команде, у кого был хоть сколько-нибудь стоящий талант, Нило. А мы все только передирали старые пластинки. А ты пишешь свое. Дерьмо, парень, да не думай ты обо мне! Я теперь среди жирдюков. Я зарабатываю, наверно, раз в десять против твоей выручки, и мне больше не надо таскать колонки.

— Да? И что же ты делаешь? — поинтересовался Нил.

Джон Хемли растянул в улыбке запекшиеся, почти пергаментные, жутковатые губы.

— А ты что думаешь, парень? Спрос и предложение.

Подняв указательный палец правой руки к ноздре, он постучал себе по носу, одновременно втянув в себя воздух.

Нил глядел на него, прищурившись. На него со всей силой нахлынула вновь гадливость, какую он всегда испытывая в обществе Хемли. Он начал закрывать замки на кейсе.