Челси Ярбро - Тьма над Лиосаном

Брови бравого капитана поползли недоверчиво вверх.

— Я полагаю, вы шутите, Сент-Герман. Брат Гизельберт был болен, все о том знают. Какой же это будет святой?

Сент-Герман помотал головой.

— О том через сто лет никто и не вспомнит. Люди забывчивы и склонны приукрашивать прошлое. Будут считать, что усопший молился за избавление всех истинно верующих от грехов и что наградой ему было предсмертное просветление.

— В такое никто не поверит, — решительно заявил капитан Амальрик.

— Вы думаете? — Сент-Герман подошел к узкому окну и невольно залюбовался сверканием майского дня. — Как полагаете, долго ли нам еще ждать маргерефу?

— Пять — десять дней, — сказал капитан Амальрик. — А может, и меньше.

Сент-Герман помолчал.

— А Пентакоста? Что станется с Пентакостой?

Капитан Амальрик нахмурился и потянул себя за губу.

— Этот вопрос наиболее трудный. Она ведь дочь герцога, и, если тот запретит ее трогать, маргерефа ничего не осмелится с ней сделать без одобрения короля. А король может решить… Ох, да он может решить все, что угодно. — Он выразительно пошевелил бровями. — Или вообще ничего. Пока же она заперта в своих покоях, и две женщины денно и нощно не спускают с нее глаз. Ей не позволено выходить из южной башни. Никуда, даже в общий зал. Ей не разрешается также видеться с Беренгаром. Кстати, того взял под решительную опеку наш монах. Он поставил себе целью отвратить Беренгара от Пентакосты. Брат Эрхбог молится с сыном Пранца, склоняет его к покаянию — в общем, они теперь неразлучны.

— Да что вы? — поразился, и вполне искренне, Сент-Герман. — Удалось ли достойному брату преуспеть в своем замысле?

— Нет. Пока нет. — Капитан покачался на каблуках. — Пентакосте запрещено прясть и ткать… И вообще… — Не договорив, он шумно выпустил воздух.

Сент-Герман пристально посмотрел на воина.

— Есть что-то еще?

Капитан Амальрик смущенно спрятал глаза.

— Вы правы. Существует еще одна… неясность. Беренгар говорит, что Пентакоста не приказывала закрывать крепостные ворота. Он заявляет, что приказ отдал Калфри. Тот, мол, перепугался и, когда пала герефа, решил, что битва проиграна. А Пентакоста тут ни при чем.

Сент-Герман на какое-то время окаменел, не в силах вымолвить ни слова. Потом очень медленно и очень размеренно произнес:

— Ранегунда была жива, когда закрылись ворота. Я знаю, потому что был тогда рядом с ней. И любой караульный, следивший за битвой, скажет то же самое. — Удивительно, но, выговорив вслух ее имя, он словно бы успокоился, хотя боль все равно не отпускала.

— Да, — кивнул капитан. — Именно это утверждаю и я, поскольку сам был там. Закрытие ворот было черным предательством. Но люди есть люди. Они не слышат того, чего им не хочется слышать. Куда легче считать, что Калфри впал в панику, чем поверить в то, что их герефу, да и нас заодно, умышленно предала высокородная госпожа. — Он поднял вверх руки. — Я не могу что-либо изменить. Любой охотнее принесет в жертву Калфри, чем согласится с виновностью Пентакосты.

— Мне кажется, это прежде всего относится к Беренгару, — держась очень прямо, сказал Сент-Герман.

Капитан Амальрик пожал плечами.

— Он обожает ее. И доказывает таким образом свою преданность. Он не может свидетельствовать против нее.

— Конечно, — сказал, не скрывая язвительной горечи, Сент-Герман. — Разумеется, не может. А что станет с Калфри? Если поверят Беренгару, а не ему?

— С Калфри? — Капитан Амальрик помялся и с большой неохотой ответил: — Ну, если будет решено, что, когда он отдал приказ, герефа была мертва, его оскопят и четвертуют. Если сочтут, что герефа погибла из-за него, то распилят на части веревками. Это… ужасная смерть.

— Да, — меланхолически подтвердил Сент-Герман и вскинул голову: — Я могу засвидетельствовать, когда были закрыты ворота. Это может помочь?

Капитан Амальрик тряхнул головой.

— Не знаю. Вы инородец, и маргерефа может вообще не позволить вам выступить против такой особы, как Беренгар.

— Потому что он сын Пранца Балдуина? Я вас правильно понял?

Капитан промолчал.

— К суду Пентакосту не привлекут, — сказал он чуть позже. — Разбирать будут поведение Калфри. Но, если вскроется, что приказ все-таки отдала она, ей, невзирая на титул отца, придется ответить. За смерть герефы и за утрату половины наших людей.

— И что же с ней в таком случае сделают? — спросил Сент-Герман.

— Как дочь герцога, ее не могут казнить без прямого приказа отца и, скорее всего, приговорят к заточению. Но существуют подземные тюрьмы, где предателей оставляют на верную смерть. Это глухие каменные мешки, похожие на вкопанные в землю бутыли…

— Знаю, — резко оборвал его Сент-Герман.

Он сам не раз попадал в такие мешки — в Вавилоне, в Египте… Воспоминание о египетском подземном узилище наполнило его особенным омерзением. Чтобы выжить, он питался там кровью сброшенных к нему жертв и ликовал, припадая к трепещущей плоти.

— Что с вами? — озадаченно спросил капитан.

— Вспоминание. Оно уже улеглось.

— Возблагодарим Христа Непорочного. Ваши глаза тлели, как угли в остывающем горне.

Капитан перекрестился и склонил голову набок.

Сент-Герман усмехнулся.

— Я понял намек. Завтра. Я пойду в кузницу завтра. Составьте мне перечень неотложных работ. И велите мальчишкам облазить все пепелища. Пусть покопаются и соберут весь металл.

Его кровь не спасла Ранегунду. Тело герефы пришлось хоронить по кускам. Но отдать дань ее памяти он был обязан.

Капитан с облегчением приложил руку ко лбу, но Сент-Герман задержал его новым вопросом:

— Кого теперь назначат герефой? Вас?

— Сомневаюсь. — Капитан Амальрик беззлобно пожал плечами. — Я ведь из беспородных, как всякий солдат, а у короля много троюродных родичей, мечтающих сделать карьеру.

— Много, — кивнул Сент-Герман. — Но кому от этого легче?

В последующие пять дней частокол постепенно восстановили. Девятеро крестьян вместе с женами и братом Олафом отправились в монастырь Святого Креста — на полевые работы. Жизнь поселения понемногу налаживалась, входила в свою колею.

На шестой день покой был нарушен. Осита выскочила из южной башни с криками, что Пентакоста пропала. Она поздно вечером затворилась в женской комнате под предлогом, что будет бдеть там в молитвах всю ночь, но утром ее на месте не оказалось, хотя дежурившие в те часы Винольда и Джуста глаз не сомкнули, карауля высокородную госпожу.

— Нужно немедленно разыскать ее, — заявил капитан Амальрик. — Переверните башню. Пусть женщины выйдут: за поиск возьмутся мужчины.

— Мужчины в женских покоях? — возмутилась Инольда. — Это неслыханно! Искать должны женщины, иначе всем нам несдобровать.