Челси Ярбро - Тьма над Лиосаном

— Но им не следует задевать маргерефу. Так они доберутся до герцогов и до Пранца, а там, чего доброго, и до самого короля, — прошептал с раздражением Эварт.

— Да, — вынужден был опять согласиться с ним Сент-Герман.

Он по собственному опыту знал, как быстро подчас мелкие распри перерастают в мятежи и восстания, особенно когда к ним примешиваются служители доминирующих религиозных течений. Граф прищурился и устремил взор на серо-зеленые балтийские волны.

Стол наконец поставили на определенное настоятелем место, а возле него расположили четыре стула.

— За стол сядем мы с братом Эрхбогом и писцами, — заявил брат Гизельберт. — Маргерефе, как королевскому уполномоченному, отводится отдельная скамья, установленная напротив. Остальные разместятся на разнесенных по обе стороны стола скамьях. Обвиняемая будет стоять. В отдалении от мирян и от братии.

— Он оскорбляет Ранегунду, — пробормотал Эварт.

— Да, — кивнул Сент-Герман. — Это так.

— Скверное дело. — Эварт нахмурился. — Он должен был дать ей место около маргерефы.

Брат Андах, наклонив голову, вышел вперед.

— Я духовник королевского представителя. Мне подобает сидеть за столом — рядом с вами.

— Хорошо, — сухо откликнулся брат Гизельберт и распорядился: — Принесите для брата Андаха какой-нибудь табурет.

— Я хочу стоять рядом с женой, — решительно заявил капитан Жуар. — Это мое право.

— Мы еще не уверены, достойна ли она быть вашей женой, — отозвался брат Гизельберт непререкаемым тоном. — Вам надлежит сидеть вместе со всеми.

Среди воинов поползли шепотки, а капитан Жуар положил руку на эфес своего меча.

— Она моя жена, и я буду стоять рядом с ней, что бы вы там ни говорили.

— Пусть стоит, — поддержал своего вассала маргерефа. — У него есть такие права. И потом, я уже обещал ему это. — Он повторил: — Пусть стоит.

Брат Гизельберт впервые заколебался, затем пожал плечами.

— Если он желает разделить с ней бесчестье, пусть. — Он перекрестился и сел на стул, знаком велев высокому и широкоплечему брату Аранольту встать у себя за спиной.

Капитан Жуар заметно расслабился и, повернувшись, сказал что-то жене, сидевшей позади него в дамском седле. Та, не выказывая ни малейшего интереса к происходящему, повела плечом и вновь уставилась на черту горизонта.

— Спешьтесь и отведите эту женщину туда, где ей надлежит стоять, — приказал брат Гизельберт и, покривившись, прибавил: — И оставайтесь с ней, если желаете служить дурным примером для находящихся здесь мужчин.

Появились монахи со скамьями на плечах. Потеснив всадников, они принялись расставлять их.

— Остальным тоже лучше бы спешиться, — сказала Ранегунда, поворачиваясь к отряду. — Сдайте своих лошадей. — Она с вызовом посмотрела на брата. — Кому, Гизельберт?

— Брат Гелхарт и брат Норвальд, — с неохотой отдал приказ Гизельберт. — Займитесь солдатскими лошадьми. Напоите их и накормите… тем кормом, что прихватили с собой их хозяева.

Двое монахов — один из них был горбун — не спеша поклонились и пошли вперевалочку к зашевелившемуся отряду.

— Им не следовало пытаться разлучить капитана с женой, — заметил Эварт, перебрасывая ногу через высокую заднюю луку. — Сами же говорят, что семья — это благо.

— Сейчас им выгодно утверждать нечто обратное, — отозвался, спрыгивая с седла, Сент-Герман и, решив уклониться от скользкой темы, заговорил о другом: — Я понял, что в монастыре есть датчане. Ведь Норвальд — это датское имя, не так ли? И Торберн тоже. Я прав?

— Да, — сказал Эварт. — Они и вправду датчане. Из тех, что решили отвергнуть старых богов и последовать за Христом Непорочным.

— Часто ли подобное случается? — с любопытством поинтересовался Сент-Герман.

Эварт, прежде чем дать ответ, поразмыслил.

— Нет, не очень. Им неуютно у нас. — Он с важным видом вручил поводья подошедшему горбуну. — Вот ближе к западу они оседают почаще.

Сент-Герман кивнул.

— Земли там менее спорные, как я понимаю.

— И монастыри понадежнее, — сказал Эварт, словно читая его мысли. — Много легче отречься от прошлого и восславить Христа там, где тебя не достанут недруги или собственная родня.

— Воистину так, — отозвался с ноткой иронии Сент-Герман, передавая поводья другому монаху.

Брат Андах уже сидел за столом, как и брат Эрхбог, и двое монахов-писцов.

— Нам во всем должно следовать повелениям Христа Непорочного, — объявил брат Гизельберт, устремив взгляд к чистому, без единого облачка, небу. — Нам подобает прибегать к Нему в наших нуждах, ибо лишь Он может очистить нас от греха и оградить от схождения в ад, даруя спасение нашим душам. — Он перекрестился и замер в ожидании, когда остальные сделают то же. — Но когда грех велик, он достоин проклятия, а согрешивший вдвойне должен быть проклят дважды. И те, кто верен Ему, обязаны соблюдать и установленные Его волей законы.

Ранегунда слушала и страдала, не в силах взглянуть на одинокую пару, стоящую в отдалении от всех.

— Помолимся же Христу, — продолжал Гизельберт, все более возвышая голос, — чтобы Он не оставил нас и был с нами во всем, что мы делаем, дабы мы могли наилучшим образом исполнять Его волю. Мы просим Его в нужный момент дать нам знак, что наши действия заслуживают Его одобрения.

Настоятель перекрестился опять, и все сделали то же, кроме капитана Жуара, поддерживавшего стоявшую с безучастным видом Мило.

Маргерефа Элрих, откашлявшись, встал.

— Я хочу заявить, что этот суд представляется мне несвоевременным и ненужным. Брат Андах уже установил, что жена капитана Жуара не виновна в нарушении верности мужу, а мой духовник, надо сказать, с большим тщанием ее опросил. — Он бестрепетно встретил укоризненный взгляд брата Гизельберта и повторил: — Да, я удовлетворен заключениями брата Андаха и считаю его суждение справедливым. — Произнеся эти слова, маргерефа вдруг вспомнил об оставшихся в крепости Беренгаре и Пентакосте и насупился, тщетно пытаясь выбросить из головы эту мысль.

Его заявление отнюдь не смутило Гизельберта.

— Это не ваше дело — решать, нужен наш суд или нет. Вы не имеете отношения к ордену, а капитан Жуар — ваш офицер. Вполне естественно, что вы поддерживаете его точно так же, как наше братство поддерживает меня. И все же я попрошу брата Дезидира записать ваши слова, чтобы у вас не было впечатления, что их пропускают мимо ушей. — Он опустил голову на руки и некоторое время молчал, затем снова перекрестился. — Начнем же.

Монахи, сидящие сзади него, тут же застыли, однако солдаты не сразу поняли, что от них требуется, и продолжали шептаться. Брат Гизельберт хлопнул ладонью по столу.

— Эй, там, прикусите язык!

Не очень-то подходящее замечание для начала судебного разбирательства, подумал сидящий на дальней скамье Сент-Герман.