Ирина Баздырева - Песня волка

— Не видел, — как ни в чем ни бывало подтвердил шериф.

— Тогда откуда вам известны о нем такие подробности? — с терпением первой христианской мученицы, спросила Эшли.

— По следу в доме Озерного Бобра.

— По следу кроссовки вы узнали, что он белый, страдает одышкой и что ему тридцать лет? Вы что разыгрываете меня?

Шериф растянул узкие губы в улыбке и поднял брови.

— Верить или нет, ваше дело.

— Хотите сказать, что на основании того что смогли увидеть по следу кроссовки, вы разослали ориентировки по всем штатам?

— А что? Разве они не верны и разве то фото, что вы только что с таким упорством совали мне под нос, не подтверждает мою правоту?

— Хорошо, — сменила тактику Эшли. — Тут вы действительно угадали, но как понять то, что убийца, по вашим словам, добродушен? Это, как-то не вяжется с убийством.

— Не вяжется, — согласился шериф. — Однако, это именно так. Этот Боб или Роб, сперва просто хотел что-то купить у старика. У него не было намерения убивать. Он принес Озерному Бобру табак, мясо и пиво. Они долго говорили, на полу валялись окурки и пустые банки из под пива. Потом, видимо не сошлись в цене и белый потерял терпение. Он вскочил с лежака и пырнул старика ножом

— Это заключение криминалиста? — спросила Эшли, озадаченно перелистав дело. — Почему же тогда оно не подшито?

— Потому что его нет.

— Нет?

— Нет.

— Но то, что вы мне сейчас рассказали это что… тоже на уровне интуиции?

— Нет нужды в криминалистах, когда вещи вокруг рассказывают много больше, чем все ваши специалисты со своей аппаратурой. Нужно только уметь слушать ветер и читать следы.

— Слушать ветер… читать следы… Простите, шериф, но мое начальство просто не поймет меня, если я заявлюсь к ним с подобным заключением.

— Ну так скажите вашему начальству, что иметь криминалистов для резервации дорогое удовольствие и что вам пришлось довольствоваться моими показаниями. Еще вопросы есть?

— Как насчет индейских сказок о шаманском щите? — лицо шерифа не дрогнуло, но Эшли поняла, что совершила очередной промах и быстро поправилась: — Я имею ввиду фольклор сиу. Мокэй приехал сюда потому что ему рассказали о подобном щите. Не проясните для меня хотя бы этот вопрос.

— Не проясню.

— Почему?

— Потому что сказками не занимаюсь.

Так! Кажется, здесь и сейчас столкнулась пуританская выдержка против индейской невозмутимости. Эшли перевела дыхание. Ладно.

— Что было украдено у Озерного Бобра?

— Внизу под протоколом дан список того, что могло быть украдено. Собственно у старика и красть-то было нечего.

— Вы допросили его внука? — Эшли заглянула в протокол: — Слушающего Воду.

— Я говорил с ним, но он нес всякий бред и плакал пьяными слезами.

— Вы его арестовали?

— Нет нужды. Он в больнице с белой горячкой.

— Спасибо, шериф, — Эшли захлопнула папку и положила ее на стол.

— А теперь ответьте на мой вопрос, детектив Кларк? Вы засадили этого Мокэя?

— Нет. Он умер.

Минуту шериф молча смотрел перед собой неподвижным взглядом, потом перевел его на Эшли.

— Хотите сказать его убили?

— Нет. Он умер своей смертью

— Вы сказали, что сюда вас привели "странные смерти".

— Странная потому что, он был совершенно здоров.

— Вы сказали "ряд странных смертей". Значит была не одна подобная смерть? — шериф скорее утверждал чем спрашивал. Очень интересно.

— Да. Таким образом умерло еще два человека.

На миг взгляд шерифа выдал его напряжение.

— Что ж, думаю, я исчерпывающе ответил на все ваши вопросы, детектив, и теперь вы можете покинуть Уошборн с чистой совестью. Да… советую вам вернуть щит, трубку и пояс Озерного Бобра резервации. Иначе директор музея Эрб вас по судам затаскает. Еще вопросы?

— Да. Скажите я чем-то обидела вас лично?

— Лично вы мне без разницы и обидеть меня не можете. Просто в лице каждого белого я вижу ту Америку, какой она стала — разъевшейся, самоуверенной, лживой, но все такой же алчной. Когда белые появляются среди индейцев и задают вопросы, ни к чему хорошему это не приводит. Вы белая и этим все сказано. И не говорите, что вы не в ответе за своих предков. Нам до сих пор приходится пожинать плоды ваших деяний. Индейцы коренная нация, и переселенцы истребляли нас намеренно, чтобы заполучить наши земли, а система резерваций не что иное, как подлый обман. Белые даже не старались жить с нами в мире, им это было ни к чему, и в резервации нас засунули от того, что не знали, что с нами поделать. Наш образ жизни вам видите ли не подходит и вместо обширных охотничьих угодий индейцы получили земли, на которых ничего не растет. Те жалкие подачки, что приносит туристический бизнес, вы называете помощью, постоянно попрекая ими. Так, что я действительно не испытываю к вам расположение. Тем более, вы не турист, а стало быть пользы Уошборну от вас никакой.

— Да, — задумчиво проговорила Эшли. Его слова произвели на нее впечатление и ей хотелось бы обдумать их, но отвечать надо было прямо сейчас. — Может Америка и стала такой, какой она видится вам сейчас, но какой бы она была при вас? Судя по тому бардаку, что царит в резервации и в тех землях, что отданы в ваше безраздельное пользование, можно представить, во чтобы она превратилась.

Он обвинял Эшли от лица своих предков, и она подумала, а почему должна отрекаться от Кларков, которые приехали в давние времена осваивать эти земли, поднимали их тяжким трудом. Эшли прижала локтем папку-портфель и спросила:

— Хотите, чтобы я чувствовала себя виноватой и оправдывалась перед вами, шериф? Но не мне говорить вам, что система резерваций спасла индейцев от гибели, а их материальную культуру и быт от вымирания. Индейские племена смогли приспособиться к болезням белых, избежали кровавых междоусобиц, уничтожавших их на протяжении веков. Они получили территорию резерваций в собственность, отнять которую не могли ни правительство, ни белые фермеры, ни другие племена. Она принадлежит вам и вы здесь закон. Не наша вина, что вы не можете ее обработать, хотя белые поселения по соседству с вами утопают в зелени. Но ведь так удобно, винить во всем гадких белых, прикрывая свою неспособность и не желание что-то делать, чего-то добиваться, учиться жить без подачек…

Все это Эшли бестрепетно высказала ему, не обращая внимание на его помрачневшее лицо, раздутые ноздри и поджатые губы. Их дороги больше никогда не пересекутся и она хотела на прощанье, как следует хлопнуть дверью. В глазах шерифа появилось такое выражение, словно Эшли невольно подтвердила все его наихудшие предположения, разрушив некий сдерживающий его до сих пор барьер и развязала руки, пробудив древние инстинкты. На ум ей невольно пришли слова "скальп" и "томагавк". Не спуская с Эшли обострившегося взгляда, шериф неслышно снял ноги со стола. Он стал похож на, вышедшего на тропу войны дикаря, высматривавшего врага.