Челси Ярбро - Тёмные самоцветы

— Нет, — ответил с неудовольствием отец Погнер. — Нам сказали, что Федор Иванович уже побеседовал с англичанами и весьма утомлен. Мы ходим в Кремль каждый день, но всякий раз натыкаемся на всевозможные отговорки.

Анастасий сочувственно покачал головой.

— Непростительное небрежение. Но все же не вините в нем бедного царя Федора. Не он выбирает собеседников, а другие. Он лишен возможности как-то влиять на события, а если и попытается, никто не обратит на это внимания. Никита Романов вообще хочет освободить его от участия в дипломатических переговорах, но Борису Федоровичу угодно, чтобы все шло по-прежнему. — Заметив, как гневно сверкнули глаза отца Погнера, он счел возможным продолжить игру: — Конечно, от Годунова все терпят: тот ведь не жалует ни своих, ни чужих.

— Годунов, — с презрительной миной вновь заговорил отец Погнер, — соизволил принять вчера Ракоци, но к нам сегодня не вышел. Он заявляет, что Польша получит все, что ей требуется, но без наших хлопот.

— Вот видите, — подхватил Анастасий. — Видите, что за люди сейчас окружают царя? — Он одарил иезуитов самой ангельской из своих улыбок. — Я понимаю вас, достойные пастыри. Я ведь и сам все это хлебал, и не раз.

Отец Погнер с удивлением посмотрел на боярина.

— Вы? Вы ведь так родовиты…

— Ах, достойный отец, вы даже не представляете, насколько запутана сейчас наша жизнь. — Анастасий осенил себя крестным знамением. — Двор лихорадит, там не на кого опереться. И доверять, соответственно, нельзя никому. — Он позволил себе многозначительно помолчать и продолжил: — Я молю Господа положить конец распрям, но на небе, видно, молитвам моим внимать не хотят. Их, я думаю, там даже не слышат.

— Господь не глух, — сухо отозвался отец Погнер. — Он слышит, он зрит, он судит, а нам должно склоняться перед этим судом. — Он хотел было повернуться, чтобы уйти, но отец Ковновский понимающе закивал.

— Доля придворного нелегка, — произнес он участливо.

— Вряд ли можно сказать, что я состою при дворе, — возразил Анастасий, снова мрачнея. — Шуйских там представляет мой двоюродный брат. Он обошел всех наших родичей, включая родных своих братьев, и тоже замешан во все интриги, нацелившись чуть ли не Казанское княжество, а может быть, и на что-то другое, о чем мне не хочется говорить. — Он удрученно покашлял, косясь на иезуитов. — Боюсь, он без колебаний поступится честью семьи, чтобы достичь своих целей. Я сознаю, что мои подозрения грешны, но не могу их отринуть.

Отец Ковновский был глубоко потрясен.

— Неужто князь Василий так честолюбив?

— Не только честолюбив, но и решителен, — сказал Анастасий. — От него всего можно ждать. — Заметив, как алчно блеснули глаза отца Погнера, он понял, что избрал верный путь, и продолжил: — Некоторым боярам ведомы его планы. Но они боятся воспротивиться им, зная, насколько коварен и изворотлив Василий. Несомненно, и мне следовало бы молчать, однако когда речь заходит о достоинстве рода…

— Да! Да! — с воодушевлением подхватил отец Погнер. — Бывают ситуации, когда человек не может не возмущаться.

— Значит, вы меня понимаете, — с чувством произнес Анастасий. — В таком случае вы должны разделять и мою тревогу за судьбу царя Федора.

— Мы ежедневно молимся о его здравии, — заверил отец Ковновский.

— Как и о процветании вашей великой страны, — елейным голосом прибавил отец Погнер.

Анастасий же в свой черед вознесся к самым вершинам чистосердечия.

— Таковы и мои молитвы, достойные пастыри, хотя я молюсь на русском, а не на латыни. И, могу вам признаться, меня особенно удручает положение нашей Церкви. Скажите мне, почему нам во всем следует оглядываться на Иерусалим? С какой такой стати наш государь должен склоняться перед велениями тамошнего патриарха?

— Мы, католики, признаем правление Папы, — сказал отец Погнер бесцветно.

— Да, но ваш Папа со всех сторон окружен мудрыми кардиналами, являющимися его представителями при правительствах разных стран. У иерусалимского патриарха таких советников нет. И тем не менее он все же требует, чтобы мы подчинялись ему. — Анастасий демонстративно поежился, заслоняясь от ветра рукой. — Любезные пастыри, мне приятно беседовать с вами, но здесь, я сказал бы, не очень уютно. Позвольте мне пригласить вас в свой дом. Там тихо, тепло, там мы сможем поговорить без помех и более откровенно. Окажите мне столь великую честь. В эти смутные времена мы, возможно, нашли бы друг в друге опору.

Отец Погнер прочистил горло и сплюнул.

— Нам не советовали сближаться с местными жителями.

— И кто же? Годунов? Нагой? Романов? Курбский? Скуратов? Кто попытался внушить это вам? — Анастасий пренебрежительно хмыкнул. — Однако вашему сотоварищу Ракоци что-то таких вещей не внушают. Подумайте почему. Я вам отвечу: люди злой воли стараются разъединить людей достойных, опасаясь, что те найдут общий язык и воспротивятся их гнусным козням. — Он специально сослался на венгра, подстрекая тем самым иезуитов принять приглашение.

— Вы… — Отец Погнер, колеблясь, прищурился, потом решительно произнес: — Вы, я думаю, правы. От собеседования никому не будет вреда.

— Тогда не угодно ли вам навестить меня завтра? — вкрадчиво спросил Анастасий, и его губы, схожие в очертаниях с оружием древнеримского бога любви, изогнулись в улыбке. — Я велю слугам подать изысканные закуски, а повара приготовят телятину с луком.

Отец Ковновский, занервничав, возразил:

— Вам не стоит так беспокоиться, князь. Лучше отдать свое время благочестивой беседе, чем ублажению чрева.

— Чепуха, — отмахнулся отец Погнер. — Одно не мешает другому. Князь примет нас в соответствии с обычаями, царящими здесь, а мы, в свой черед, смиренно примем его угощение и возблагодарим Господа за благорасположение к нашим молитвам. — Он испытующе оглядел Анастасия. — Возможно, этот визит принесет нам большее удовлетворение, чем постоянное обивание порогов Кремля. Мы непременно будем у вас.

— После полуденной службы, — поспешил уточнить Анастасий, готовый на все, чтобы заманить иезуитов к себе. — Я пришлю за вами повозку. — Ему самому такая навязчивость показалась бы оскорбительной, но инородцам, похоже, она пришлась по душе. — Вся моя челядь будет к вашим услугам. — Он для вескости помолчал. — Я пригласил бы и музыкантов, однако домочадцы все еще скорбят по моей сроднице, умершей всего месяц назад.

Иезуиты перекрестились.

— Господь да упокоит ее, — пробормотал отец Ковновский.

Отец Погнер насупился.

— Уместен ли будет в таком случае наш визит?

Анастасий показал жестом, что прискорбное обстоятельство его нимало не беспокоит.

— Это не прямое родство. Она просто жила в моем доме. Да вы, возможно, о ней слышали, ведь это ее дочь вышла замуж за вашего венгра.