Челси Ярбро - Служитель египетских богов

К своим самым искренним пожеланиям всяческих радостей в жизни я присовокупляю небольшой кошелек, каковой нижайше прошу вас принять в знак моего безграничного уважения к вам. Надеюсь и впредь не уронить себя в ваших глазах, ибо ваше доброе мнение о моей скромной персоне значит для меня не меньше, чем все сокровища фараонов.

С глубочайшим уважением,

Письмо графа де Сен-Жермена, посланное из Швейцарии Мадлен де Монталье в Египет 8 ноября 1827 года.

«Мадлен, дорогая! Чем больше я узнаю о профессоре Бондиле, тем меньше он мне нравится. Хотелось бы посоветовать тебе сообщить о его плутнях властям, но, к сожалению, чиновники вряд ли что-то предпримут, да и потом, они не станут тебя слушать, ибо, во-первых, ты женщина, а во-вторых, чужестранка. Египет моих времен был другим. Там воров, подобных твоему Бондиле, предавали мучительной смерти. Впрочем, того, кто убивал кошку, не важно, умышленно или ненароком, тоже забивали камнями.

Ты пишешь, что брат Гюрзэн все предлагает тебе сплавиться вниз по реке, а ты не можешь решиться. Скажу одно: копт знает Египет, его предостережениями не стоит пренебрегать. Молю, прислушивайся к нему, если не ради себя, то хотя бы ради меня.

Тексты, которые ты мне прислала, отнюдь не подделка, однако подлинными их тоже не назовешь, ибо в них вносились поправки. В первый — по прошествии пары-тройки столетий, во второй — сразу после кончины повелевшего высечь его фараона. Третий текст представляет собой отчет египетского дипломата о падении Трои. Да-да, дорогая, Троянская война вовсе не миф, хотя очень многие ныне убеждены в обратном.

Помни: египтяне с благоговением относились к нанесенным на камень словам, считая, что те обладают особенной силой. Они полагали, что изменения в тексте соответственно изменяют события, и тот, кто это свершал, становился героем. Вот почему популярность и слава жрецов все росла, ведь они являлись как авторами, так и хранителями всех текстов Египта».

Часть стены, ограждающей двор Дома Жизни, обвалилась, а жрецы все никак не могли решить, что им следует предпринять.

— Двор слишком велик, — заявил Кепфра Тебесет, лишь недавно ставший верховным жрецом. — Поступившись какой-то его площадью, мы сможем расширить храм, чем проявим уважение к Имхотепу.

С течением времени мода носить прожиренные благовонные колпаки канула в прошлое, в ход пошли красящие бальзамы. Лицо Кепфры Тебесета было сплошь золотым, словно погребальная маска почившего фараона. Вдобавок к тому он позолотил и свой торс.

— Если опять придет мор, двор даже в таком виде не вместит всех недужных, — заметил Санх Джерман Рагожски, незначительный на таком важном собрании человек, бывший всего лишь лекарем, имеющим, впрочем, кое-какие привилегии за долгую службу. — Нам, как и в прошлый раз, придется отказывать людям в помощи.

— Позор, — с чувством произнес Менпахт Рестен, не делавший секрета из своей неприязни к Кепфру Тебесету. — Если мы не хотим вновь обесславить того, кому поклоняемся, надо иметь в виду худшие, а не лучшие дни. — Он потер лицо, размазав тушь, обводившую его веки, по алебастрово-белым щекам.

— Да уж, — проворчал Ометхофис Кий. В свои двадцать три он успел возвыситься до сана жреца — сказалось двоюродное родство с фараоном. — Как получилось, что стена обвалилась?

— Наводнения, — пояснил Санх Джерман Рагожски. — Каждый год вода подходит к воротам и подтачивает фундамент стены. — Он спокойно выдержал тяжелый взгляд Кепфры Тебесета, но счел нужным прибавить: — То же происходит и с другими строениями. Вспомните рухнувших сфинксов. Сколько их было и сколько осталось?

— Вода водой, но основная причина не в том, — заявил Менпахт Рестен. — Стена развалилась по воле нашего покровителя. Имхотеп воздвигал пирамиды, и стены нашего храма хранит или рушит именно он. — Жрец вскинул голову и покрутил носом. — Ветер пустыни несет пыль и песок. Верный признак того, что ночью начнется буря.

— Возможно, Имхотеп хочет, чтобы мы расширили двор, — предположил Ометхофис Кий, — тем самым давая нам знать, что на нас надвигаются новые беды, грозящие гибелью многим. — Молодой жрец — невысокий, жилистый, с заостренным продолговатым черепом — внешне был неказист, но его низкий густой голос мог перекрыть звучание дворцового гонга.

— Не нам судить о воле богов, — возразил Кепфра Тебесет. — Мы здесь для того, чтобы молиться за страждущих и выхаживать их. — Он двинулся вдоль стены к храму. — Придется ждать ясного знака. Мы не можем действовать без указания Имхотепа.

— А как мы узнаем, наставляет он нас или нет? — довольно невежливо спросил Ометхофис Кий, словно ведя разговор не с верховным жрецом, а с ровней. — Не разумнее ли спросить совета у фараона, чем сидеть сложа руки и ждать неизвестно чего?

— Фараон не может сказать нам всего, ведь он отчасти человек. Нам нужна высшая мудрость. — Кепфра Тебесет всем своим видом давал понять, что решение уже принято.

Но Менпахт Рестен так на считал.

— А брешь, выходит, останется незаделанной? Как в таком случае мы остановим тех, кто не может заплатить дань Имхотепу? Они станут проникать во двор через пролом в стене.

— Все лучше, чем умирать на улице, — сказал Санх Джерман Рагожски, но его никто не услышал.

— Я прикажу высечь над брешью надпись, — объявил Кепфра Тебесет. — Там будет сказано, что Имхотеп проклянет всякого, кто войдет в храм не через ворота. — Верховный жрец разрубил воздух ладонью. — Это нас защитит. — Он дал знак всем следовать за собой и направился к входу в святилище.

— Как это так? — возмутился Ометхофис Кий. — Жрецам не дано… — Он вдруг осекся и смолк, испугавшись, что его могут обвинить в богохульстве.

«Ночь принесла бурю, влекущую с собой тучи песка, иссекшего с наветренной стороны воздвигнутые фараоном колонны, что показалось многим дурным предзнаменованием. Ветер не унимался три дня, от него негде было укрыться. Лошади, козы, ослы бесновались, заражая своим безумием и людей. Я видел песчаные бури, но такой, как эта, налетевшая на Египет в пятнадцатый год правления Рамзеса III, не припомню. Когда она улеглась, разрушения протянулись от Нубийской пустыни до дельты реки. Рамзес III еще шестнадцать лет восседал на мемфисском троне, но даже его политика жесткого усмирения непокорствующих не оставила такого следа в жизни Черной Земли, а на жителей Фив обрушились и другие несчастья».

Когда наконец ветер стих, к храму потянулись люди с распухшими лицами и переломанными конечностями. Всех, даже рабов, обязали оценивать величину их подношений. Шел шепоток, что колодцы заражены, но никто не осмеливался во всеуслышание о том говорить.