Пол Хьюсон - Сувенир

Маккей закрыл чемоданчик.

Он довольно неохотно выпустил его из рук, чтобы отправить через рентгеновскую камеру службы безопасности.

Вытянув шею, профессор пытался разглядеть, что показывает экран монитора. Неясное пятно. Бумаги. Просто-напросто бумаги. Он торопливо вписал в билет свое имя и адрес, прошел под навесом мимо полисмена с карманной рацией, вышел на летное поле и занял место в очереди на посадку.

Когда Маккей вышел из терминала Логанского аэропорта, дул холодный ветер.

Он попытался дозвониться до Киттреджей из таксофона в полутемном помещении стоянки. Линия была занята. Он подождал, еще раз набрал номер. И опять услышал короткие гудки.

Маккей шепотом выругался.

Шагая к машине, он обнаружил, что тревожно поглядывает на пятна тени между машинами на стоянке. Дважды, испытав такое чувство, будто кто-то или что-то следит за ним, он нервно оборачивался. Но никого и ничего не увидел.

Он быстро забрался в машину и запер все дверцы.

Протягивая человеку в будке плату за парковку, профессор хмурился, гадая, как будет объяснять все это Киттреджам. Разве можно было ожидать, что кто-нибудь (особенно с таким скептическим складом ума, как у Шона) поверит подобной истории? Поскольку интересы боггана как будто бы были сосредоточены на Энджеле, возможно, следовало потихоньку подсунуть ей экземпляр «Лорики» с указанием постоянно держать при себе, пока не объявится камень. Решать же, вводить Шона в курс дела или нет, можно было предоставить самой Энджеле. Потом, когда камень снова объявился бы (а профессор чувствовал, что тот появится непременно), кто-нибудь — он сам или один из них — мог бы съездить с ним обратно в Кашель, для защиты прихватив «Лорику».

Заняв место в ряду машин, ожидавших своей очереди проехать через Самнер-тоннель, Маккей покачал головой. С обеих сторон, озаряя однообразный грязно-белый кафель, проносились тусклые полоски света. Идея была неправдоподобной, невероятной целиком и полностью. И все же теперь профессор не осмеливался усомниться. Рассказ Шона, отвратительный истекающий кровью труп Холлэндера, разбитая витрина и то, что сегодня сложилось по кусочкам, оставляли немного места для сомнений. Пусть даже объективное существование боггана оказалось бы иллюзией, фантазией старика — одно Маккей знал твердо, так подсказывало ему чутье: камень воплощал в себе зло, и его нужно было вернуть в Кашель.

Он поехал по Сорроу-драйв и Бэй-роуд. Слева промелькнула знакомая вывеска «Юнион Ойстер Хаус», за ней — серая громада «Массачусетс Дженерал». Возле Массачусетс-авеню он опять свернул влево, на Мальборо-стрит.

В 7:45 профессор подъехал к своему дому.

Дом был погружен в темноту.

Он включил свет в холле и, даже не взглянув на газеты, отложил их на этажерку. При этом он мельком увидел в зеркале свою спутанную ветром шевелюру.

Профессор прошел в кабинет, щелкнул выключателем у двери, положил чемоданчик на обитый кожей стул и живо двинулся к буфету, где держал спиртное. Чувствуя себя вконец измученным и испуганным, он ледяными руками налил глоток брэнди и осушил его. Повернувшись к письменному столу, Маккей зажег латунную настольную лампу и коротко глянул на раскрытый томик, который все еще лежал там со вчерашнего вечера. «Языческая кельтская Британия» Росса. Открытая на странице, посвященной кельтским головам. Хмурясь, профессор снял телефонную трубку и снова набрал номер Киттреджей. Все еще было занято. Снедаемый нетерпением, он вызвал оператора. Пока та проверяла номер, Маккей пристально разглядывал придавленное кружкой с карандашами письмо Ашервуда. Оператор вернулась на линию.

— Прошу прощения, сэр. Номер, который вы набираете, неисправен.

Он попросил ее сообщить об этом. Оператор ответила согласием.

Маккей повесил трубку и ненадолго остановил пристальный, угрюмый взгляд на странице, где говорилось о кельтских головах. Он думал про Холлэндера. Закрыв книгу, он выключил лампу, подошел к стулу и открыл чемоданчик. И уставился на лежавшую там копию «Лорики». Что-то подсказывало ему, что нельзя терять времени, что каждая потерянная секунда играет на руку твари. Она убила Холлэндера и под покровом темноты вырвалась из Института. День она, должно быть, провела в обличье камня, а теперь снова примется действовать… и сколько пройдет времени прежде, чем она отыщет дорогу «домой», в Уолтхэм?

«Лорика» могла оказаться действенным — или же бесполезным — средством против воплощенного в боггане зла, однако что-то подсказывало профессору, что он должен как можно скорее отвезти ее Киттреджам. Возможно, на поверку вышло бы, что этот жест лишен смысла, что это попросту предрассудок — но профессору уже было не до таких вещей, как чувство собственного достоинства или даже благоразумие.

Он закрыл чемоданчик, подхватил его и вышел из комнаты, выключив свет и решительно захлопнув за собой дверь.

В коридоре он постоял, принимая решение. В Уолтхэме наверняка дул холодный ветер.

Поставив чемоданчик на столик в холле, профессор поднялся в спальню.

Не потрудившись включить свет, он раскрыл большой стенной шкаф и внимательно осмотрел висящие в ряд пальто. Не настолько холодно, решил он, выбирая кашне.

Забрасывая конец шарфа за спину, он спустился по лестнице. Взял с вешалки шляпу и надел. Потом откинулся, чтобы посмотреться в небольшое зеркало, протягивая руку за чемоданчиком. Когда пальцы профессора сомкнулись на ручке, он услышал, как что-то упало. С глухим стуком. В кабинете.

Он замер, потом обернулся и посмотрел на закрытую дверь.

Опустив чемоданчик на пол, он подошел поближе и прислушался. Ничего. После секундного колебания профессор совсем немного приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

Темнота.

Он потянулся к выключателю.

Его вниманием сразу же завладел участок ковра перед письменным столом.

Карандаши. Разбросанные в беспорядке.

Чем-то. Кем-то.

Взгляд Маккея нервно заметался по комнате.

Окна… закрыты. Шкафы… тоже закрыты.

Медленно, полный дурных предчувствий, он двинулся вперед и задел ногой что-то, покатившееся по полу.

Кружка, в которой он держал карандаши. Свалилась со стола. Он нахмурился. Может быть, разговаривая по телефону, он подтолкнул ее слишком близко к краю?

С прежней осторожностью Маккей приблизился к столу.

И тогда увидел. На полу, скрытую углом стола.

Снова фотография Мэгги. Упавшая с полки. Должно быть, падая, она ударилась о кружку с карандашами и сшибла ее на пол.

Профессор вновь задышал свободно. Он опустился на колени и поднял фотографию. С нежностью. И заметил, что стекло треснуло. Следовало заказать новое. Когда он совсем было собрался встать, его взгляд переместился на разбросанные поодаль карандаши и там замер, исполнившись напряжения. Глаза профессора округлились от недоверчивого недоумения, и он почувствовал, что волосы у него на голове зашевелились — но не от сквозняка.