Пол Хасон - Сувенир

— Я собиралась отнести его к священнику, — едва слышно сказала Энджела. — Я уже договорилась.

— К священнику? Это еще зачем?

— Чтобы освятить.

— Срань Господня, — с отвращением пробурчал Шон. Он развернулся и пошел к дверям кухни.

Энджела неподвижно смотрела в темноту.

— Все равно я не уверена, что это сильно помогло бы, — призналась она больше себе, чем Шону.

Обернувшись от двери, он фыркнул:

— По крайней мере, хоть какой-то проблеск здравого смысла.

И зашел в дом прежде, чем Энджела сумела ответить.

Все равно. Она не собиралась пытаться объяснить. С полным ужаса сердцем Энджела последовала за мужем.

В 9:06 Маккей протирал очки, чтобы убрать их в футляр — он готовился свернуть дела и лечь спать пораньше. В дверь позвонили.

Ему сунули удостоверение. Над удостоверением маячило бледное лицо.

Полицейский-детектив. Позади него на улице мигала лампой патрульная машина.

Маккей молча выслушал новость, принесенную полицейским, сперва отказываясь поверить, а потом, поверив, не в силах заговорить.

— Мимо проходила парочка подростков, они-то и сообщили о пронзительных криках, — осторожно объяснил сотрудник полиции.

Маккей откашлялся.

— Я сейчас же иду, — наконец тихо проговорил он.

Как в дурмане, профессор оделся, сел в машину и поехал следом за патрульным автомобилем в сторону Маунт-Вернон. У него возникло престранное ощущение, будто он знает, о какой витрине идет речь.

Тело Маккей опознал достаточно легко. Однако задача оказалась не из приятных.

Детектив подготовил старика к тому, что тот увидит труп.

Но вот к тому, что у трупа не будет головы, он его не подготовил.

Кьяран Маккей провел в Институте без малого полчаса.

Повсюду — и на полу галереи, и на многих экспонатах — была кровь.

Один быстрый взгляд на обезглавленное тело директора — и профессор отвел глаза.

Еще один усталый детектив стоял возле разбитого стеклянного ящика, почесывая щеку и гадая, как писать рапорт. Маккей подтвердил, что пропал только один экспонат.

Внутри самой витрины не было ни осколка.

— Можно подумать, жахнули изнутри, — задумчиво проговорил первый детектив.

Второй обратил их внимание на то, какое расстояние стеклянные осколки пролетели по полу галереи. Сила требовалась немалая.

— Должно быть, ваш коллега вошел и спугнул их. Застал на месте преступления, — прибавил первый.

Но в витрине лежала какая-то золотая штука вроде ошейника.

— Ожерелье, — тихо поправил Маккей. — Это называется ожерельем.

Оно так и лежало в витрине нетронутым — двадцать четыре карата, массивное, блестящее.

— Как они могли проморгать такую штуку? — пробормотал первый детектив. Он не мог взять этого в толк, хоть убей. Может быть, что-то их спугнуло.

Но почему не сработала сигнализация? В тот самый миг, когда разлетелась витрина, должны были зазвонить звонки и в здании, и на центральном пульте.

Так много загадочных моментов.

За разгадками и предположениями полицейские обратились к Маккею. Но старику нечего было им предложить — он лишь бессильно опустился на деревянный стул, который ему пододвинули, и в испуганном молчании оцепенело смотрел на кровь и разбитую витрину.

Появились медики в резиновых перчатках; они положили труп на носилки, закрыли клеенкой и вынесли.

Второй детектив беспокойно огляделся. Казалось, их бесстрастно, но очень пристально изучает дюжина пар каменных глаз.

— Знаете что? — наконец отважился он нарушить молчание. — У меня тут прямо мороз по коже.

Когда Маккей вернулся домой, еще не было десяти. Но мысли профессора лихорадочно бурлили, и меньше всего он сейчас думал о сне, переполняемый невыразимым ужасом и тревогой. Причиной тому была не только страшная и бессмысленная насильственная смерть Холлэндера. В глубине души профессор чувствовал, что за ней стоит нечто большее. Он чуял это сердцем, костями, всем нутром — как в тот последний раз, когда отвозил Мэгги в больницу.

Это не было обычное убийство.

Он пошел в кабинет и налил себе брэнди. Потом принялся рыться в полках, отыскивая те книги, что могли бы дать ему те сведения, в которых он сейчас нуждался. И со вздохом признал, что его библиотека — последнее место, где можно было бы найти желаемое. Под конец десятиминутных поисков Маккей посмотрел вниз, на скопившуюся на письменном столе небольшую стопку книг и периодических изданий. Экземпляры "Античности", "Ирландский фольклор" О'Силлебина, "Языческая кельтская Британия" Росса, "Системы в сравнительном религиоведении" Элиаде. Быстро проглядев книги, он убедился, что все они почти ничего не прибавляют к той малости, какую он уже знал. В памяти осталась лишь одна фраза — ее он нашел у Элиаде, в главе, посвященной культу камней: "Предмет культа — не камень как материальный объект, а скорее оживляющий его дух".

Маккей неохотно отправился за единственной книгой, которая могла хоть сколько-нибудь пролить свет на происходящее. К ночному столику, за книжкой Ашервуда "Наше полное призраков прошлое". Усевшись за письменный стол, профессор пододвинул томик к себе. Развернул письмо Ашервуда. Перечитал последний абзац. "Я подумал, что по понятным причинам история гекстонской головы может Вас заинтересовать".

По понятным причинам. Что Ашервуд хотел этим сказать? Попросту подразумевал сочетание традиционных элементов кельтского фольклора в хорошей страшной истории? Или в этом крылось нечто большее? Некий скрытый смысл, который начал проявляться только теперь? Странным совпадением было уже то, что книга и письмо пришли именно в этот момент. И все же, раздраженно удивился Маккей, каким образом за этими словами могло бы скрываться нечто большее? Мысль была смехотворной. Совпадение есть совпадение. Точка. Он положил письмо на стол, придавил кружкой, в которой держал отточенные карандаши, и переключил свое внимание на саму книгу.

Он внимательно перечитал "Гекстонскую голову", на сей раз отмечая все подробности: сперва испытанное обеими делившими кров женщинами — Джин Кэмпбелл и ее сестрой-вдовицей — нарастающее ощущение присутствующего в доме сторожкого зла; затем повторяющиеся кошмары доктора Кэмпбелл; далее очевидные перемещения камня; как вытекающее следствие — подозрение, с которым женщины смотрели друг на друга; первый раз, когда сестре в подвале попалась на глаза какая-то фигура; другие встречи, всегда в темных местах; по-видимому присущая яркому свету власть прогонять эту фигуру. Добравшись до описания необъяснимой и жестокой гибели собаки сестер, большого добермана, которого обезглавили и выпотрошили, Маккей сдвинул брови и шумно втянул воздух. За собакой последовала соседская овца. Кульминацией ужаса стала смерть сестры, также обезглавленной — голову, явно оторванную от шеи, позже обнаружили неподалеку от дома: к общему омерзению, она была выставлена на столбике ворот. Наконец, последовало вроде бы успешное вмешательство местного викария.