Челси Ярбро - Кровавые игры

Кто-то окликнул ею, он не стал оборачиваться: он не хотел ни с кем говорить.

– Франциск! – повторил настигающий голос, принадлежащий, возможно, Некреду. Этой сволочи, вероятно, хочется позлорадствовать по поводу смерти Кошрода и Тиштри. Что ж, тогда его ждет незавидная участь. Сен-Жермен сузил глаза.

– Франциск! – Неотвязный преследователь дышал ему прямо в затылок.

– Что? – Сен-Жермен обернулся и на мгновение растерялся.- Лед Арашнур?

Лжеармянин нагло выкатил большие глаза.

– Не следовало пренебрегать моим предложением, досточтимый Франциск,- сказал он с резким смешком.- Теперь этот перс не твой и не мой. Согласись, всего этого можно было бы избежать.- Наглец наслаждался местью.

– Чего можно было бы избежать? – спросил Сен-Жермен ровным тоном.

– Ареста, отсидки в тюрьме и позорной казни.- Арашнур явно любовался собой.- Несколько высосанных из пальца доносов, и смотрите, что может из них получиться! Римляне легковерны и мнительны. Всякий намек на бунт их страшит.

– Так это твоих рук дело? – Вопрос дался Сен-Жермену с трудом, но голос его звучал по-прежнему

ровно. Он стоял совершенно недвижно, но все в нем звенело от напряжения.

– Отчасти,- радостно произнес Арашнур.- Письмишко здесь, словцо там – глупые римляне довершили все остальное. Ах, почему ты не захотел послушать меня? Мы заключили бы великолепную сделку…

Лжеармянин не закончил тирады. Плечи его сдавили тиски рук Сен-Жермена, неотвратимо сводя в единое целое кости и плоть.

– Ты – безжалостный подлый мясник, ты – гнусный падалыцик и мерзавец! – Тиски все сжимались. Красивое лицо Арашнура исказила гримаса.- Ты, верно, гордишься собой? Тогда присоединяйся к тем, кого ты сгубил. Почувствуй их боль, Арашнур, испытай, что они испытали! – Лжеармянин пронзительно закричал, когда его ключицы хрустнули и обломки костей стали входить ему в грудь.

Сен-Жермен смотрел на врага, из которого уходила жизнь, но не чувствовал облегчения. Кошрода, Тиштри, Аумтехотепа вернуть было нельзя. Он действовал механически, словно бы одурманенный парами наркотика.

Лед Арашнур закашлялся, попробовал рассмеяться и выплюнул кровь.

– Слишком поздно, Франциск.- Он захлебывался.- Слишком поздно. Там знают.- Раздалось ужасное клокотание, а потом Лед Арашнур тяжело осел и повалился набок. Кровь потекла из его носа и рта, а на лице персидского заговорщика навсегда застыла ухмылка.

С минуту мститель глядел на поверженного врага. Что он хотел сказать этим «там знают»? Кто знает? И что? Сен-Жермен вдруг понял, что пора уходить, и пошел прочь, сначала медленно, затем все быстрее. Боль утраты продолжала в нем разрастаться, заслоняя собой весь окружающий мир.

Письмо лекаря Поллукса к Корнелию Юсту Силию.

«Привет тебе, досточтимый сенатор!

Моя неприятная обязанность состоит в том, чтобы сообщить тебе, что твои опасения вполне обоснованны. Предоставленный материал обследован с тщанием, что дает мне право с сожалением констатировать: приступы, на которые ты жалуешься, действительно вызваны отравлением.

Ты упоминаешь, что в обоих случаях эти приступы тебя мучили после приемов, которые оказывала тебе твоя супруга в ее отеческом доме, где она в настоящее время живет, и намекаешь, что, возможно, либо сама Этта Оливия Клеменс, либо кто-то из ее окружения желает тебе зла. В письме твоем также сказано, что ваши взаимоотношения с женой менее сердечны, чем тебе бы хотелось, и что ты подозреваешь ее в тайной связи с кем-то другим. Если это так, то наиболее вероятным будет предположение, что подобными действиями она хочет подтолкнуть тебя к мысли о расторжении вашего брака. Часто целью отравителя является не убийство, как таковое, а лишение кого-либо какого-то вида дееспособности. Иногда женщина, не желающая иметь с мужчиной интимную близость, подсыпает ему в пищу или питье порошки, обессиливающее его естество.

И все же это лишь подозрения. Причиной твоих недугов вполне может быть какая-то пища, которую не принимает твой организм, о чем не известно ни тебе самому, ни повару твоей радушной супруги. Многие люди мучаются от подобных вещей, пока не поймут, чего им нельзя есть, и отравляются тем, что для другого здорово.

К сообщению прилагаю описание проведённых исследований, а свои выводы я могу засвидетельствовать где угодно и на этот случай даже составил копию того, что сообщаю тебе. Если возникнет нужда в дополнительных разъяснениях, я готов их предоставить.

Всегда к твоим услугам

Поллукс, практикующий лекарь.

3 мая 824 года со дня основания Рима.

Описание проведенных исследований.

Рвотные массы, извергнутые желудком, сенатора были добавлены в пищу трех крыс. Трех других крыс покормили аналогичной по составу едой, но без упомянутых выше добавок.

Три первые крысы издохли, у двух обнаружены внутренние ожоги с раздражением в области ртов и анальных отверстий.

Другие предоставленные сенатором материалы были смешаны с различными травами и затем размазаны на небольшом кусочке слоновой кости, который сделался несмываемо черным. Такое воздействие на слоновую кость могут оказывать некоторые разновидности ядов.

При высушивании фекалий сенатора были обнаружены кристаллоподобные вещества, подчас свидетельствующие о наличии раздражающих веществ в организме».

Теперь в смежной с ее спальней комнате постоянно находились рабыни, поэтому по ночам Оливия стала убегать в сад. Она ждала Сен-Жермена, бодрствуя под разросшимися деревьями и воображая себя абсолютно свободной. Сохранять эту иллюзию помогали запущенные растения, буйно наползавшие на неухоженные дорожки и оплетавшие чашу бездействующего фонтана. Оливия словно сливалась с кусочком дикой природы – он был заброшен, забыт, ей казалось, что вот так же забыта-заброшена и она.

В эту сладкую грезу властно вторгалась лишь тоска по Сен-Жермену. Он был нужен Оливии, без него жизнь была ей не в жизнь. Каждую ночь томилась она в ожидании и каждую ночь возвращалась в постель одна. В последние дни ей стало чудиться, что произошло нечто ужасное. Она не знала, что делать, и просто ждала.

Наконец он пришел. Минула полночь, луна уже падала к горизонту, в саду витал легкий запах цветов. Ночной ветерок шелестел в кронах деревьев, и Оливия полудремала на грубо сколоченной широкой скамье.

Тихий шорох, мягкий стук каблуков ,к ней приблизился черный призрак, словно насквозь прохваченный мерцанием лунного света, льдистый свет мерцал и в его темных печальных глазах. Напомнив себе, что все это может оказаться лишь сном, Оливия встала. Гость не обнял ее, он опустился перед ней на колени, отводя в сторону взор.