Шон Хатсон - Тени зла

— Да, — ответил Матиас.

— Почему же вы мне не сказали?

— От этого ничего бы не изменилось. Вы не смогли бы это предотвратить.

— А вы могли бы?

— Мне хотелось бы, чтобы это было так.

Он взял ее за руку, и они вместе пошли к машинам. Тони на миг задержалась и, оглянувшись, посмотрела на могилу.

На своего сына.

Все было кончено.

Он ушел навсегда.

Все, что у нее оставалось, — это воспоминания.

По щекам ее вновь потекли слезы, и Матиас, обняв ее за плечи, повел к машине. Почувствовав на себе его сильную и ласковую руку, она повернула к нему лицо и о чем-то подумала. Она оглянулась и еще раз взглянула на могилу сына, но слез больше не было.

Уголки ее рта тронула легкая улыбка.

Она перевела взгляд на Матиаса.

Оксфорд

Воздух наполнял сильный запах ментола.

Доктор Вернон громко посасывал очередную таблетку от кашля. В кабинете пахло, как в аптеке.

Положив ногу на ногу, Келли позволила одной туфле повиснуть на пальцах и ждала, когда Вернон закончит читать ее отчет.

Она вернулась из Франции тридцать шесть часов назад и впервые пришла в институт после поездки. Она даже была рада, что вернулась. С момента появления той статьи отношения между Жубером и Лазалем серьезно ухудшились. Обстановка в центре отнюдь не способствовала работе, и Келли решила уехать. Во Франции она узнала много нового и теперь горела желанием вновь приняться за дело, уверенная в успехе своих исследований. Однако ее беспокоил Лазаль. Она видела, как он упал духом из-за открытой враждебности Жубера. Не имея права вмешаться, она была невольной свидетельницей их усиливающейся конфронтации. Ей трудно было понять, как мог Жубер одним махом разрушить многолетнюю дружбу, ее тревожило и психологическое состояние Лазаля.

Но особенно мучило ее другое.

Келли никак не могла взять в толк, почему Жубер так враждебно воспринял статью Лазаля. Люди имели право знать правду — это бесспорно. Кажется, Жубер не был с этим согласен. Несмотря на желание вернуться в Англию, Келли уезжала неохотно, видя, как ухудшилось психологическое состояние Лазаля за последние семь или восемь дней. Транквилизаторы, казалось, перестали ему помогать, хотя он и увеличил дозу с сорока пяти до семидесяти пяти миллиграммов. Он постоянно находился в состоянии оцепенения, вызванного лекарствами. Келли чувствовала к нему что-то вроде жалости. Она боялась, что он вновь лишится душевного равновесия.

Так или иначе, она решила покинуть метафизический центр и почти два дня назад вернулась домой.

С момента ее приезда не прошло и часа, как позвонил Вернон. Он будто наблюдал за ней, ожидая случая позвонить.

Ее удивил не сам звонок, но настойчивость, с которой директор института просил ее как можно скорее вернуться к работе и представить ему полный отчет о том, что она видела, работая в метафизическом центре.

Положив трубку, она стала думать о том, как мог Вернон узнать, что она уже дома.

Она не сообщала ему о своих планах две недели назад, покидая институт.

Сейчас она сидела и нетерпеливо наблюдала, как он листает ее отчет. Она не решалась заговорить с ним и спросить, откуда ему известно, где она была, и потому на время прикусила язык.

Она безуспешно пыталась убедить себя, что этому есть вполне разумное объяснение.

Она мысленно ругала себя за то, что позволила слишком разыграться своему воображению. Параноиком стала.

А может, нет?

— Вы написали обо всем, что произошло в метафизическом центре, когда вы там находились? — спросил Вернон, помахав ее отчетом. — Ничего не упустили?

— Я написала обо всем, что, по моему мнению, имеет отношение к нашему исследованию, — проговорила она с некоторым раздражением. Ее начинал злить его высокомерный тон.

Вернон передвинул во рту конфетку и постучал по отчету указательным пальцем, глядя куда-то в сторону.

— Область мозга, управляющая астральным телом, управляет также желаниями и эмоциями, — проговорил он рассеянно.

— Да, — сказала Келли. — Но желания и эмоции отсутствуют при сознательной психической деятельности. Кажется, астральное тело — это «второе я» и, судя по тому, что я наблюдала в случаях с Грантом и Жубером, оно может материально воплощаться.

Вернон кивнул.

— Вначале это было похоже на присутствие в двух точках пространства одновременно, — сказала Келли, — но я никогда не слышала о материализации.

— Был один американец по имени Пол Твитчелл, — сказал Вернон. — В начале шестидесятых он начал обучать людей так называемой эканкарской доктрине. Несколько его учеников утверждали, что видели его в трехмерной астральной форме, тогда как на самом деле он был от них в нескольких милях. — Вернон вздохнул. — Но Твитчелл — единственный в своем роде. Это... — Он поднял отчет. — Это еще более необычно. — Он снова замолчал. — Это ответит на многие наши вопросы, касающиеся психики человека, и поможет в лечении некоторых психических заболеваний. — Он задумчиво прикусил нижнюю губу. — Вы действительно уверены, что ничего не упустили?

— Абсолютно уверена, — ответила Келли раздраженно.

— Келли, нет нужды говорить вам, как важна эта информация для нашей работы...

Она возмущенно оборвала его:

— Я не дурочка, доктор Вернон. Я записала в своем отчете все, что видела. Некоторые разговоры я передала дословно.

Он охотно, успокаивающе кивнул.

— Но есть то, что я хотела бы знать, — сказала она.

Вернон внимательно посмотрел на нее.

— Откуда вам стало известно, что я была в метафизическом центре?

— Я связался с ними, — ответил Вернон. — Мне сообщил об этом один исследователь.

Хотя и не удовлетворенная этим ответом, Келли не стала настаивать. Она нарушила последовавшее за этим напряженное молчание.

— Вы видели Джона Фрезера после того, как он ушел отсюда? — спросила она.

Вернон пожал плечами.

— Фрезер заходил около недели назад, чтобы забрать кое-какие вещи, — сказал он, сузив глаза и переменив тон. — Почему вы спрашиваете?

В его голосе она уловила тревогу.

— Просто из любопытства.

— Фрезер здесь больше не работает, — уронил Вернон холодно.

И вновь в комнате наступило молчание. Слышен был лишь хруст разгрызаемой конфеты. Келли смотрела на него с подозрением. Обычно Вернон спокоен и невозмутим, но за последние двадцать минут он проявил и нечто иное, до сих пор ей неизвестное. Спокойствие сменилось раздражительностью, невозмутимость уступила место тревожной мнительности. Когда он заговорил снова, в голосе его уже не было прежней твердости.

— То, что произошло с Жубером, можно повторить вне лабораторных условий? — спросил он. — Я имею в виду исследуемую им астральную проекцию.