Шон Хатсон - Тени зла

Шофер остановил машину, и министр увидел, что к ним приближаются двое цветных в костюмах. Один нацепил на себя нелепый разноцветный берет. Брэддок изобразил привычную улыбку и подождал, пока шофер откроет для него дверцу.

Он вышел из машины и подал руку первому негру.

Почувствовав прикосновение его руки, Брэддок внутренне сжался, быстро пожал руку другому члену секты растафарианцев и позволил провести себя по бетонной площади к импровизированной трибуне, воздвигнутой напротив входа в центр культуры. Поднявшись на нее, он услышал взрыв аплодисментов.

Брэддок посмотрел на стоящих перед ним людей. Среди них были белые, но больше всего было негров. Он продолжал улыбаться, делая над собою усилие. Первый из организаторов, назвавшийся ему Джулианом Хэйесом, подошел к микрофону и дважды стукнул по нему. Из громкоговорителей раздался свист, и Хэйес вновь постучал по микрофону. Помехи прекратились.

— С тех пор, как началось строительство, прошло более двух лет, — начал Хэйес. — И я уверен, вы все счастливы, что центр наконец построен.

Вновь раздались аплодисменты и слабый свист.

Хэйес широко улыбнулся.

— С сегодняшнего дня, — продолжал он, — мы можем пользоваться услугами, которые нам предлагает этот центр. Я хочу попросить мистера Джеральда Брэддока официально открыть центр. — Он кивнул политику: — Мистер Брэддок!

Министр подошел к микрофону, встреченный дружными аплодисментами. На небольшом столе рядом с ним лежали ножницы; ими он должен будет перерезать яркую ленту, протянутую перед входом в центр.

Продолжая улыбаться, он остановился у микрофона и окинул взглядом море черных лиц. Брэддок почувствовал, как растет раздражение. Он кашлянул и неожиданно ощутил в позвоночнике легкое покалывание. Солнце продолжало нещадно палить, но политика знобило.

— Во-первых, — начал он, — я хочу поблагодарить мистера Хэйеса, попросившего меня объявить об открытии этого центра. Я хочу также отметить тот неоценимый вклад, который он внес в дело завершения этого проекта своей талантливой организаторской деятельностью.

Вновь раздались энергичные аплодисменты.

Брэддок широко улыбнулся и схватился за стойку микрофона.

— Разрезание этой ленты весьма символично, — сказал он. — Оно как бы разрывает узы, связывающие вас, ребята, и мое правительство. Мы вложили более двух миллионов в строительство этого центра, и я надеюсь, что вы будете посещать его с пользой для себя.

Хэйес взглянул на растафарианца, пожавшего плечами.

— Мы и в прошлом пытались помочь этому району, но до последнего времени все наши усилия были напрасны, — продолжал Брэддок. — Наша добрая воля осталась неоцененной. Я искренне надеюсь, что на этот раз все будет иначе. — Голос политика звучал властно, и это заметила толпа.

Сначала в толпе раздались неодобрительные замечания, затем послышался глухой беспокойный ропот, усиливавшийся по мере того, как Брэддок продолжал свою речь.

— Есть много других достойных дел, и мы могли бы субсидировать их, как субсидировали строительство этого замечательного центра, — сказал он, — тем более что они обычно занимают первые места в списке наших приоритетов. Однако отчасти под давлением ваших лидеров, мы решили предоставить необходимые средства вашему комитету.

Джулиан Хэйес свирепо посмотрел на широкую спину Брэддока, затем на гудящую толпу, разозленную словами политика.

— Вы, наверно, считаете, что ваш случай особый, — горячо продолжал Брэддок, — потому что вы черные.

— Осторожно, парень, — бросил ему сзади растафарианец.

Хэйес приказал ему замолчать, хотя его самого начала выводить из себя речь министра.

— Даже интересно, как долго этот центр простоит здесь, прежде чем кто-нибудь из ваших решит его разрушить. Пока что основным его достоинством я считаю то, что вы сможете приходить сюда вместо того, чтобы бесцельно шататься по улицам.

Толпа теперь злобно жестикулировала, из задних рядов угрожающе крикнули, но министр не обратил на это внимания. Лицо его покраснело, по пухлым щекам стекали ручейки пота, но он по-прежнему мерз, чувствуя, как ледяной холод охватывает его все сильнее.

— Возможно, теперь, — просипел он, — когда у вас есть свой центр, вы перестанете беспокоить порядочных белых людей, кому приходится жить в мерзком «гетто», в которое вы превратили Брикстон. — Он тяжело и учащенно дышал, глаза выкатились, слова он цедил сквозь сжатые зубы.

— Ну хватит! — выступил вперед растафарианец. — Что, черт возьми, вы себе позволяете?

Брэддок повернулся к нему, сверкнув глазами.

— Отойди от меня, вонючий негр, — закричал он в микрофон.

Толпа взревела в ответ.

— Мистер Брэддок, — начал Джулиан Хэйес, становясь между политиком и своим коллегой. — Мы достаточно наслушались сегодня...

— Ах ты черномазый мерзавец, — рявкнул министр и, схватив со стола ножницы, ударил ими негра.

Ножницы впились в живот Хэйеса чуть ниже пупка, Брэддок рванул их вверх, и они уперлись в грудину. Из раны хлынула кровь, Хэйес упал на колени, а из раны вывалились кишки. Хэйес схватил их, Чувствуя, как по рукам течет кровь и капает на его брюки.

В толпе раздался визг. Несколько женщин упали в обморок. Остальные, казалось, оцепенели, не зная, убегать или кидаться на Брэддока, все еще стоявшего на трибуне с окровавленными ножницами в руках и бессмысленно смотревшего на растафарианца.

— Сукин сын! — отрывисто сказал негр и бросился вперед.

Брэддок сделал шаг в сторону и соединил два острых лезвия на шее противника. Он давил на них с дикой силой: лезвия рассекли мышцы, гортань и достигли позвоночника.

Из шеи растафарианца ударили две красные струи: лезвия перерезали сонные артерии.

Издав крик ликования, Брэддок еще сильнее сжал ножницы, и позвоночник негра хрустнул. Тот висел на ножницах, которые держал в руках Брэддок, неизвестно откуда взявший силы. Кровь из шеи негра заливала политика, но он не обращал на это внимания и победоносно закричал, когда отделилась голова его противника. Она взлетела вверх под напором крови, тогда как тело упало на сцену и задергалось.

Голова покатилась и застыла, уставившись незрячими глазами в небо, из обрубка шеи лилась кровь.

Часть толпы рассеялась, кто-то окружил сцену, но ни один не рискнул приблизиться к Брэддоку.

Государственный деятель опустил ножницы, дыхание его замедлилось. Он стоял неподвижно, как затерявшийся в толчее ребенок. Потом подняв окровавленную руку, он закрыл ею глаза. Когда он вновь открыл их, выражение гнева на его лице сменилось беспредельным ужасом. Он взглянул на обезглавленный труп у своих ног, потом на Джулиана Хэйеса, который покачивался взад и вперед, схватившись за живот.