Джеймс Херберт - Возвращение призраков

— Начинайте.

Грейс глубоко вздохнула, прежде чем начать.

— Несколько дней назад к моему отцу пришла молодая девушка, работающая кельнершей в «Черном Кабане». Она была очень взволнована и выглядела так, будто долго не спала. Да так оно и было.

— Ее имя, случайно, не Рут?

— Вы виделись с ней?

— Когда снимал комнату. Я заметил, что она действительно выглядит так, словно плохо спала.

— Ее зовут Рут Колдуэлл. Ее отец — местный столяр.

— И что с ней случилось?

— Она сказала, что ее мучают страшные сны, но это не были сны, они продолжались, даже когда она не спала.

— Не так уж необычны грезы наяву. Она могла находиться в полусознательном состоянии.

— Отец объяснил ей это, но она настаивала, что не грезила. Она садилась в постели и однажды даже включила лампу. Человек, разбудивший ее, оставался в комнате и сидел на краю кровати.

— Это был человек.

— Он выглядел, как человек.

— Кто-то, кого она знала?

— О ком знала, что он умер. В детстве Рут подверглась развратным действиям. Того человека звали Джозеф Манс, и время от времени он работал с ее отцом. За то, что он сделал с Рут, его посадили, и он умер в тюрьме. Покончил с собой.

— Как я говорил, она могла запутаться. Иногда кошмары невероятно реальны. ...

— Но она зажгла свет, а он оставался сидеть.

— И потом растворился в воздухе.

Грейс кивнула:

— Так Рут говорила отцу.

— Подобное возможно во сне. Некоторые люди уходят из дома, и их находят гуляющими во сне по улицам, другие спускаются в кухню и наливают себе выпить. Когда девушка очнулась от сна, видение растворилось.

Грейс закусила нижнюю губу.

— Это слишком правдоподобно, Дэвид. Я не верю, что Рут сказала бы, что видела это наяву, если бы на самом деле грезила. Я знаю ее не один год, она всегда была рассудительной девушкой.

— Она прошла через ужасное испытание, когда была еще ребенком, и кто знает, какие затаенные мысли копились в ней все эти годы? Может быть, она чувствует свою вину за то, что случилось, может быть, осуждает себя за это. Самоубийство того человека в тюрьме могло усилить ощущение вины, если оно у нее было.

— Я не могу с вами спорить, Дэвид; у меня нет достаточных знаний. Но давайте я вам расскажу другой случай.

Ему вдруг захотелось коснуться ее руки, чтобы успокоить. Почему-то Грейс казалась такой ранимой, такой встревоженной и такой близкой. Ему захотелось объяснить, что он приехал помочь, что это часть его работы — быть прагматичным, скептичным, но это вовсе не означает, что он сомневается в ее или еще чьих-то словах. Ему хотелось рассказать ей, почему такая огромная часть его жизни оказалась направлена на доказательство того, что призраков не существует, на выявление мифов и обнаружение мошенничества, на рациональное объяснение природных явлений. И хотелось поделиться с ней мыслями о том, как он заблуждался все это время.

Но не сейчас. И он дал ей продолжить.

— Отец говорил вам, как погиб муж Эллен Преддл.

— В горящем стогу сена.

— Да. Он пришел на ферму Ганстоунов за несколько дней до того — миссис Ганстоун, которая прислуживает в церкви Св. Джайлса, недавно заболела. Ее муж, Сэм, разволновался и ждал, когда отец выйдет, чтобы поговорить с ним. Видите ли, он не хотел, чтобы жена слышала их разговор, не хотел волновать ее в таком состоянии. Сэм Ганстоун всегда был здравомыслящим, практичным человеком, он определенно не склонен к полету фантазии, так что рассказанная им история тем более удивительна и убедительна.

Эш услышал, как магнитофон с тихим щелчком выключился — кончилась пленка.

— Погодите, — сказал исследователь и быстро перевернул кассету. Он снова включил магнитофон и кивнул Грейс, давая знак продолжать.

— Хотя стояло раннее утро, над полями колебалась дымка зноя. Сэм шел с собакой, неся в руках дробовик и высматривая кроликов, когда вдруг невдалеке от фермы увидел странное оранжевое зарево. Он направился в ту сторону и заметил, что оно мигает — или, лучше сказать, колеблется — в дымке, а когда он приблизился, то ясно увидел, что это.

Грейс говорила, опустив голову. Теперь она подняла ее и смотрела куда-то вдаль, словно сама видела это таинственное зарево.

— Ганстоун заметил, что собака отстала, и как бы он ни звал ее, отказывалась идти дальше. Она стояла, застыв, и только смотрела на свет и поскуливала. Сэм пошел дальше один и вскоре понял, что вызывало свечение, хотя не было ни звука, ни дыма.

— Это был пожар?

Она кивнула:

— Горел стог сена. Но время года было слишком ранним для стогов. На полях у Сэма сена не было.

Эш уже понял:

— Это был горящий в стогу Джордж Преддл.

— Да. И хотя не было ни шума огня, ни дыма, Сэм поклялся моему отцу, что чувствовал жар и запах пожара. Я знаю, это невозможно, но, как уже сказала, фермер клянется, что все так и было.

«Невозможно?» — подумал Эш. Нет, не так уж невозможно, вовсе нет. Жар, едкий запах. Языки пламени. Но не пожар, не настоящий пожар.

Грейс увидела беспокойство в глазах Эша.

— Дэвид, вам нехорошо?

Он напрягся как раньше, вновь обретая самообладание.

— Я вспомнил, что произошло много лет назад. Случившееся с вашим фермером напомнило мне давнее происшествие.

— Вы расскажете мне?

— Это не столь важно. Сейчас важно лишь то, что происходит в Слите.

— Дэвид, вы верите тому, что я вам рассказала?

— Дело не в том. Эти люди, в том числе и ваш отец, верят тому, что видели, и вы признаете это. Моя работа — собрать свидетельства и провести некоторые тесты, а потом выдать квалифицированное суждение.

— Вы сможете сказать нам, почему это происходит?

— Если в Слите в самом деле появляются призраки, этому должна быть причина. И возможно, мы узнаем ее.

— И вы сможете положить этому конец?

Он не ответил, но в его улыбке была горечь.

Рут Колдуэлл попрощалась со стоящим за стойкой Томом Джинти и вышла на послеполуденное солнце. Ее голые до плеч руки быстро согрелись после относительной прохлады полутемного бара, и она быстрыми шагами направилась по главной улице. До дома родителей было добрых четверть часа ходу, и будь это зимой, вероятно, она бы воспользовалась своей красной малолитражкой, однако весной и летом всегда ходила пешком, не только потому, что любила прогулки и ощущение солнца на лице после полумрака бара, но и потому, что чувствовала необходимость ощутить собственную волю, свое право на свет в этой мрачной жизни.

Рут была хорошенькой девушкой — и была бы еще более хорошенькой в этот день, если бы на нее не наложили свой отпечаток последние тревожные ночи. Ей было восемнадцать, она скромно, но мило одевалась и нравилась как персоналу, так и посетителям «Черного Кабана». Хотя ее амбиции ограничивались профессией няни, эта профессия тоже требовала обучения, а обучение требовало денег, и потому девушка прилежно и, как правило, с радостью трудилась за стойкой, зная, что работа всего лишь средство для достижения заветной цели. Если бы удалось скопить денег, она бы покинула этот заброшенный уголок под названием Слит и посмотрела на реальный мир. Не то чтобы она стремилась к развлечениям — вовсе нет: ей просто хотелось вырваться отсюда. Ничего драматического, никакого внезапного переворота, который расстроил бы ее родителей и вызвал бы недоумение у подруг, а тихонько и незаметно отплыть — вот что было у нее на уме; постепенно и мягко порвать с тем, что оставалось дорого, но, в конце концов, только удушало ее. Папа все равно не поймет, если она попытается объяснить свои чувства, — он лишь скажет, что всегда думает только о ней. Да, так оно и было. Но в том-то и трудность.