Вольфганг Хольбайн - Колдун из Салема

И тут я почувствовал очень сильную боль где-то в области лба. Мне показалось, будто солнце — ослепительно белое — выплеснуло тоненькие струйки клокочущего огня во все клеточки моей нервной системы, парализовав при этом мое тело. Я хотел закричать, но не смог. Голосовые связки меня уже не слушались, а шея, казалось, одеревенела. Несмотря на ужасную боль, я ощутил, что мое тело начало постепенно неметь. Мне казалось, что мои конечности отмирали одна за другой, становясь твердыми и бесчувственными. И вдруг по моему телу прошла ужасная, бесконечно долгая судорога, охватившая каждую мышцу.

Не знаю, как долго все это продолжалось — по-видимому, всего лишь несколько секунд, потому что все это время я не мог нормально дышать и, наверное, просто задохнулся бы, если бы это происходило дольше. Но мне показалось, что я пробыл в этом состоянии несколько часов, лежа на полу, не в состоянии пошевелиться, словно погруженный в море невыносимой боли и страдания.

Когда все было позади, я почувствовал необычайную слабость. Невыносимые страдания, которые испытывало мое тело, вдруг прекратились, боль утихла, и я снова смог нормально дышать.

Я медленно поднялся с пола, прислонился к стене и стал глубоко и жадно вдыхать воздух — теперь уже обычной температуры. Мои руки и ноги дрожали, а в голове у меня, казалось, шевелилось что-то серое, бесформенное и бестелесное. Я застонал, поднял руку и ощутил на лбу свежую теплую кровь: когда я упал, моя рана снова открылась.

Прошло еще некоторое время, прежде чем ко мне вернулась ясность мысли. «Что же произошло?» — недоумевал я. Боль была невообразимой и ни на что не похожей: я еще никогда в своей жизни не испытывал подобной боли. Все происходило так, как будто… как будто некая невидимая сила пыталась разорвать все ткани моего тела и слепить из них новую форму. Мне показалось, что меня вырвали из моего собственного тела.

Я снова застонал и… почти не узнал свой голос. Точнее говоря, этот голос был одновременно и моим, и чужим, чужим и неприятным. Я содрогнулся. Мне вдруг стало так холодно, как будто что-то внутри меня превратилось в лед. В моем сознании начала нарастать волна паники, грозившая снова лишить меня ясности мысли. Лишь с большим трудом мне удалось взять себя в руки.

Мое сердце, уже начавшее было усиленно колотиться, снова забилось спокойно, но я еще долго сидел неподвижно, с закрытыми глазами у окна, ожидая нового приступа. Мне казалось, что он может начаться в любой момент. Но приступа не последовало, и через некоторое время я отважился открыть глаза и оглядеться.

Комната изменилась.

Я не мог уловить, в чем же заключались изменения. Внешне казалось, что все было таким же, как и раньше, но при этом и комната, и звучание моего голоса стали какими-то чужими, но, в то же самое время, что-то в них оставалось прежним. Все вещи и предметы оставались на своих местах, но при этом выглядели какими-то ненастоящими . Очертания стен виделись мне несколько искаженными, а языки пламени в камине — более яркими, разноцветными и, возможно, более жаркими, чем раньше. Линии мебели как-то причудливо искривились. Мне показалось, что все, что я в тот момент видел, уже принадлежало не привычному мне миру, а какой-то другой, чуждой мне вселенной, существовавшей по другим законам, имевшей свою, непохожую на нашу, структуру. Я видел цвета, каких в природе просто не было, углы, превышающие триста шестьдесят градусов, линии, которые казались параллельными, но при этом изгибались каждая по-своему, объемные предметы, состоявшие только из одной плоскости… Мои ощущения походили на ощущения человека, пытающегося представить себе окружность с углами, но у него, естественно, ничего не получалось. И человек, все равно пытаясь это себе представить, постепенно сходил с ума.

Я вскрикнул, закрыл глаза, в отчаянии прижал сжатые кулаки к своим векам и попытался изгнать из своего сознания эти странные видения, но не смог.

Я понимал, что то, что предстало перед моим взором, было просто невозможным. Невозможным! Но, тем не менее, я это явственно видел .

Затем я услышал звуки. Это были необычные, просто неописуемые звуки: глухие, еле слышные, совершенно незнакомые и очень мучительные, которые, словно глухой барабанный бой, заполняли все мое существо, заставляя вибрировать каждый нерв, подчиняя себе даже мое сердцебиение. Мне казалось, что я слышу шарканье миллионов и миллионов покрытых роговыми чешуйками ног огромных насекомых, затем какой-то голос выкрикнул мое имя, но так искаженно и фальшиво, как будто это было не произнесенное слово, а удар кнута. Чьи-то руки взяли меня за плечи, грубо подняли меня и поставили на ноги, вывернув назад мои, сжатые в кулаки, руки. Я закричал, скорчился, словно от боли, и попытался снова поднять руки, чтобы заслонить ими лицо и не видеть это ужасное нечто, заползающее в комнату, но руки схватили меня за запястья, а еще чья-то, третья, рука вцепилась в мое плечо, заставила поднять голову и начала меня трясти. Я инстинктивно открыл глаза.

То, что я увидел, заставило меня в панике вскрикнуть. Передо мной стоял монстр. Это было чудовище с четырьмя руками и двумя головами. На меня смотрели два злобных лица, лишь отдаленно похожих на человеческие. Я, заорав, в отчаянии освободился от хватки монстра и ударил кулаком по одному из лиц. Раздалось хлюпанье, как будто я ударил по жидкому свинцу, и меня охватило чувство неописуемого ужаса. Одно из лиц исчезло, затем ко мне придвинулась какая-то тень, и моя голова после сильного толчка оказалась прижатой к стене.

Боль рассеяла мою галлюцинацию и вернула меня к действительности. Двухголовое чудовище оказалось Говардом и Рольфом, а лицо, по которому я ударил, трансформировалось в искаженное гневом лицо Рольфа. Его левый глаз опух, вокруг него уже начал образовываться синяк. Моя рука ужасно болела. Я, впившись в них взглядом, хотел что-то сказать, но все, что я сумел из себя выдавить, — мучительный нечленораздельный стон.

Говард грубо схватил меня за плечо и заставил посмотреть ему в глаза.

— Ну что, пришел в себя? — спросил он.

Я кивнул и вдруг почувствовал себя слабым, еще слабее, чем раньше. Зашатавшись, я попытался прислониться к находившейся позади меня стене, но не успел и начал падать. Рольф молниеносно подхватил меня и взял, как ребенка, на руки.

— Отнеси его в кровать, — тихо сказал Говард. — Только осторожно. Все происходит быстрее, чем я предполагал.

Я не понял, что он имел в виду. Впрочем, я был почти не в состоянии о чем-то думать. Все, что я чувствовал, — страх. Панический страх. Я боялся, что могу сойти с ума. А еще я боялся, что все видения — правда. И неизвестно, что из этого было хуже.