Вольфганг Хольбайн - Колдун из Салема

От ее криков чудовище, похоже, занервничало. Его блестящие щупальца задергались сильнее, а в кроваво-красном — с кулак величиной — глазу появилось выражение гнева. Но оно больше не приближалось.

— Не смей защищаться, Дженни.

Еще более пронзительно вскрикнув, Дженни обернулась и увидела, что возле нее появилась какая-то неясная фигура. Это был Чарльз, но она его еле узнала. Его тело разложилось еще больше.

Голос Дженни сорвался, превратившись в нечеловеческий визг. Она чуть было не потеряла сознание, но где-то в глубине ее существа еще оставалось немного сил и воли к жизни, заставившей ее продолжать сопротивляться, несмотря на то, что ужас довел ее почти до бессознательного состояния.

Чарльз приблизился к ней, медленно поднял руки, чтобы схватить ее, но тут же замер, увидев, что Дженни, сдавленно вскрикнув, отшатнулась назад. Поскользнувшись на влажном полу, она потеряла равновесие и упала.

— Не надо защищаться, — пробормотал Чарльз. — Защищаться бессмысленно, любимая. Ему нужна твоя жизненная сила, и ты должна отдать ему ее добровольно. Добровольно и с радостью, — его голос вдруг стал резким и совсем непохожим на голос Чарльза. — Ты все равно умрешь, но от тебя самой зависит, найдешь ли ты успокоение или же превратишься в такого, как я. Взгляни на меня! Ты что, хочешь, чтобы с тобой произошло то же самое?

Дженни в отчаянии отползла от него. Чарльз, шатаясь, последовал за ней, не отставая ни на шаг. Он снова протянул к ней руки. На его ладони появился черный блестящий паук. Балансируя на шести ножках, двумя передними паук попытался дотянуться до лица Дженни.

Когда эти волосатые ножки коснулись щеки Дженни, она снова чуть было не потеряла сознание. Прикосновение ножек было очень легким, почти неощутимым, словно ее кто-то очень нежно погладил, и в то же время у нее возникло ощущение, будто ее коснулся жгучий язычок пламени.

Она закричала. Ее пальцы начали слепо шарить по полу, наткнулись на что-то твердое и большое и вцепились в него. Дженни действовала, почти не думая. Быстрым и — от отчаяния — сильным движением она замахнулась и изо всех сил швырнула камень в Чарльза.

Чарльз попытался уклониться, но не успел. Камень с силой ударил его по лбу.

Чарльз зашатался, беспорядочно размахивая руками. Из его одежды стали выпадать пауки, и на мгновение Дженни увидела на его лице выражение страха. Страха и глубокого отчаяния.

Но затем эта искорка свободного сознания снова погасла. Его разум опять подчинился чужой воле, однако Чарльз больше не пытался приблизиться к Дженни.

— Почему ты защищаешься? — тихо спросил он. — Этим ты только заставишь себя испытывать боль и страх, — его рука указала на могучее чудовище, все еще неподвижно стоявшее в стороне и наблюдавшее за происходившим своим единственным кроваво-красным глазом. — Он нуждается в тебе.

Крики Дженни превратились в отрывистые приглушенные всхлипывания. Она плакала, судорожно вздрагивая, затем опустилась на пол и стала отползать от Чарльза и чудовища, пока снова не уперлась в стену.

— Ему нужна твоя жизненная сила, — продолжал Чарльз. — Но ты должна отдать ему ее добровольно. Произнеси священные слова!

Дженни снова захныкала. Ей захотелось умереть или хотя бы потерять сознание, лишь бы только вырваться из этого ужасного кошмара, но она не могла сделать ни то, ни другое.

— Повторяй за мной! — рявкнул Чарльз.

Его голос вдруг стал повелительным и необычайно громким. Он звучал как приказ, с такой силой давивший на психику Дженни, что она снова вскрикнула.

— Повторяй! — продолжал Чарльз. — Повторяй за мной: схци-иило! Хгнат гхобмморрог лух-хуутх!

Дженни не знала, что это были за слова и были ли вообще эти звуки словами на каком-нибудь человеческом или даже на нечеловеческом языке. Но она почувствовала, что эти звуки как-то странно на нее воздействуют, просачиваются, словно медленно действующий яд, в ее волю и пропитывают ее сознание…

И снова она ощутила в душе что-то, заставляющее ее сопротивляться. Она не знала, откуда у нее бралась эта сила, было ли это вообще силой или чем-то другим. Однако, так или иначе, ей все же удавалось ускользать от воздействия этих слов, нейтрализовать их жуткое, пагубное влияние…

Чарльз замолк. И через секунду-другую Дженни почувствовала, что давление на ее сознание исчезло.

— Хорошо, — сказал Чарльз. — Как хочешь. Можно поступить и по-другому.

Несколько секунд ничего не происходило, а затем из его одежды начали медленно выползать пауки. Сначала один, за ним второй, третий… Все больше и больше черных волосатых тварей ползло в сторону Дженни, хотя ни один из них не то что не коснулся ее, но даже и не подполз слишком близко. Пауки образовали вокруг нее широкий полукруг, некоторые из них вскарабкались на стену за ее спиной, и даже на потолок, цепляясь за него своими ножками, снабженными маленькими крючочками.

Затем из туловища одного из пауков появилась блестящая нить паутины. Как по команде, другие пауки тоже начали ткать паутину. Теперь их было уже несметное количество…

Где-то далеко-далеко, на самой границе видимости, маячило огромное количество темных точек. Они, казалось, зависли над зеленым, освещенным тусклым светом лесом, и лишь иногда совершали странные резкие движения. В обычной обстановке я подумал бы, что это — птицы, но сейчас я больше ни в чем не был уверен. После того, как мы покинули дом, все вокруг стало не таким, как обычно. И, по правде говоря, мне не очень-то хотелось выяснять, что это там за «птицы».

Я резко оторвал взгляд от роя этих черных точек и снова повернулся к Говарду. Он сделал шаг вперед и опять остановился. Его дыхание было быстрым и явно затрудненным. Он сильно побледнел — не просто побледнел, а стал буквально белым. Его глаза были неестественно широко раскрыты, а губы непрерывно шевелились, хотя он при этом не произносил ни звука. На лбу у него выступил пот.

— Что это все означает? — беспомощно спросил я. — Этот лес и…

— Не знаю, — пробормотал Говард. — Я… — он запнулся, его руки задрожали. Казалось, еще немного — и он потеряет самообладание. — Этот лес — это…

Он больше ничего не сказал, а лишь напряженно смотрел то на меня, то на лес.

Теперь, когда мы подошли поближе к лесу, я различил более мелкие детали: покрытая гравием дорожка вилась дальше по склону, проходила через ворота и затем, как отрезанная, обрывалась перед колышущейся зелено-желто-коричневой массой. В кронах деревьев, больше похожих на папоротники, шевелились маленькие темные точки, а чуть дальше поблескивало нечто, похожее на огромную паутину. Нам в ноздри ударил странный, умопомрачительный запах. Присмотревшись, можно было заметить легкое мерцание и какое-то движение над шляпками гигантских грибов. «Споры», — подумал я, содрогнувшись. К ним ни в коем случае не следовало приближаться.