Ф. Коттэм - Дом потерянных душ

Перед тем как отправиться из редакции в Таун-холл, Ситон позвонил Бобу Холливеллу.

— А, малыш Мики! Ну как там родина лепреконов? [58] Здесь: Ирландия. И где моя бутылка скотча?

— Боб, я закажу на твое имя целый ящик «Чиваса» при условии, что ты выполнишь мою просьбу.

Холливелл чуть помолчал, а затем, понизив голос, произнес.

— Ты хочешь взглянуть на вещи Пандоры Гибсон-Гор.

— Как ты узнал?

— Я ведь сыщик, Мик, а не тупая задница, как ты, похоже, считаешь. Именно поэтому я смог догадаться, что ты не отказался бы ознакомиться и с заключением о вскрытии.

— А что, у меня есть шанс?

— Ты разжег мое любопытство. Я раскопал заключение и прочитал. Вчера. Рутинное дело. Скукотища, одним словом.

— Тебе необычным ничего не показалось?

Ситон плотнее прижал трубку к уху, ожидая, пока полицейский решит, что можно сказать.

— На ее теле обнаружили необычную примету. На правой руке от большого пальца остался только обрубок. Одну фалангу ампутировали. Причем очень топорно.

К дневнику Полу удалось вернуться лишь в четверг вечером. После обеда Люсинда ушла на репетицию выпускного показа. Патрик и Грег с приятелями решили, что это хороший повод, чтобы выпить. Впрочем, для этого повод у них всегда найдется. Для начала они собирались посетить показ, а затем вместе с Люсиндой и парой подружек с ее курса завалиться в новый бар, недавно открывшийся в Сохо. Дэвид Холидэй расписывал там фризы, за что получил пачку приглашений, гарантировавших бесплатную выпивку.

— Я, конечно, с удовольствием пойду с Патриком, — сказала Полу Люсинда. — Но лучше бы с тобой.

Патрик пользовался ее благосклонностью. Она даже практически перестала называть его Жирным Рокабилли.

— Мне надо заняться своей писаниной, — ответил Ситон.

— Мученик!

— За меня ее никто не напишет.

— Передавай ей от меня привет.

В четверг после работы он заскочил домой, а потом отправился в «Фицрой Лодж», где целый час тренировался в вечерней духоте. Хэглер и Дюран кидали на него со стен свирепые взгляды. Затем Ситон пошел в «Ветряную мельницу» дочитывать дневник.

8 октября 1927

Хочу рассказать, как я познакомилась с Дэннисом. Вскоре после смерти отца я присутствовала на каком-то балу. Надо сказать, что среди прочих бесполезных вещей, доставшихся мне от отца, был винный погреб. Кто-то из гостей, пригубив вина, поморщился, и тут я заметила, что, мол, у меня в Мейфэре пылятся без дела несколько сотен бутылок вина намного лучшего урожая, которые давно пора использовать по назначению. Моим собеседником был тогда Эдвин Пул, наш дальний родственник, подвизавшийся то ли в банковском, то ли в страховом деле. Он сказал, что знает одною человека, виноторговца, хорошо зарекомендовавшего себя у Ллойда. И этот виноторговец может мне помочь выгодно распорядиться винным погребом, причем без всякого риска.

Пул тут же проводил меня к столику на другом конце зала, где Дэннис вел высокопарные беседы о дьявольской музыке в целом и о певице Бесси Смит в частности. Он был слегка навеселе и очень оживлен. Не сказать, чтобы красив, но довольно привлекателен благодаря подкупающей непосредственности. Черта, присущая многим молодым мужчинам его круга, у него были военные нашивки, в глазу — монокль, который был ему явно не по возрасту и оттого казался дешевым маскарадом. Я решила, что Дэннис просто хочет выглядеть солиднее. Но в монокле Дэнниса и в его хвастливых военных нашивках мне почудилась, как в то время было принято говорить, некая незащищенность. Друзей он привлекал не своей слабостью, а именно этой самой незащищенностью. Молодой человек, ищущий свой путь в мире. А еще он был весьма осведомлен в том, что касалось дьявольской музыки под названием «джаз».

Когда мы встретились у меня дома, то я с удивлением обнаружила, что Дэннис знал моею отца при жизни. Тот якобы покупал у него вино. Еще более поразительным оказалось то, что они общались запанибрата. При мне он из вежливости называл отца не иначе как мистер Гибсон-Гор, но пару раз в разговоре обронил имя Себастьян.

Мы как раз были в отцовском погребе, когда я заметила на руке Дэнниса браслет. Такое нетипичное для мужчины украшение невольно пробудило мое любопытство. Бронзовые рунические знаки, нанизанные на серебряную цепочку. Дэннис, вероятно, заметил, что я заинтересовалась его браслетом, но даже вида не подал. Мне оставалось только гадать, не является ли это тайным знаком отличия сомелье. Может быть, Дэннис был магистром виноделия или что-то вроде того? Впрочем, для такого галльского по духу занятия больше подошел бы, например, медальон на ленте. Мне также пришло в голову, что, может, он член масонской ложи или иного тайного общества. Все они носят перстни-печатки с непонятными эмблемами, амулеты, скрытые от посторонних глаз татуировки, безделушки и нелегальные торговые марки. В то время тайные общества вошли в моду. Тайные общества и психиатрия стали двумя такими разными повальными увлечениями.

Наконец, когда мне надоело слушать о винных аукционах, я не выдержала и прямо спросила его о браслете. В ответ он только отстраненно улыбнулся и произнес: «Это контракт, мисс Гибсон-Гор». Удивившись, я поинтересовалась, может ли он снять его, чтобы я могла получше его рассмотреть.

«Вы не поняли, — ответил Дэннис. — Постоянное ношение этого браслета — часть контракта. Сняв его с руки, я заплачу такую цену, которая будет дороже жизни».

И я поверила ему. Вот так. Взяла и поверила. В тишине и сумраке винного погреба я поняла, что Дэннис не лжет. И я стала его расспрашивать, желая узнать больше о рунических символах. А еще, что за сделка была совершена и с кем. Со временем он во многое меня посвятил. Я познакомилась с другими адептами, посетила их церемонии и увидела удивительные вещи. Потом Дэннис представил меня Клаусу Фишеру. Тогда-то я и услышала, какие цели ставит перед собой Фишер, чего он в конце концов мечтает достичь. И конечно, я познакомилась с Алистером Кроули.

«И пропала», — так и хочется написать. Ибо пребывание в одной из гостевых комнат этою отвратительного дома-капища наводит на меня ужас. Мне кажется, что меня поймали и втянули в грязное дело. До вечернего «шерстяного» банкета осталось несколько часов. Очередная пошлость и суета. Честно говоря, не думаю, что вся эта бездумная трата сил и безудержная тяга к развлечениям выльется в откровенную оргию. Однако, если судить по вчерашнему спектаклю, предстоит еще одно мерзкое зрелище. Жестокий американец и раненый эксгибиционист Геринг явятся туда как триумфаторы. Кроули, похоже, уже заскучал, что не сулит ничего хорошего. Мы можем стать свидетелями более рискованных чудес, чем те маленькие фокусы, которыми он угощал нас в течение дня. Это как-никак шоу Фишера. И Кроули явно уязвлен тем, что не он правит бал. Не думаю, что попытается сорвать церемонию: это было бы слишком опасно. Но иногда кажется, будто Кроули едва сдерживается, чтобы не выкинуть какую-нибудь каверзу. Не понимаю, зачем Фишер вообще его пригласил. Если только это не символический жест утверждения собственного превосходства.