Deathwisher - [психо]toxic

Дальше!

Очень быстро.

Они все опять двигаются медленно, в отличие от меня.

Разворот, и я пинаю второго мента в живот ногой, он отлетает, падает на землю.

Неожиданно, рядом со мной материализуется овод. Скалит зубы, готовит убийственный удар, призванный расколоть мой череп на куски. Но пока он замахивается, я успеваю поднырнуть под его руку, отвести её и вцепиться ему в пах, запустить коготки в эту нежную, податливую плоть, и рвануть!!!

Я чувствую, как мои губы изгибаются в совершенно невменяемой усмешке.

Овод говорит:

– О-о-о….

Но я крепко его держу, он начинает оседать, а бритвенно-острые лезвия всё кромсают его гениталии, с сочным лопающимся звуком, и тут рука не выдерживает веса, поэтому отпускаю его, и он бухается оземь, беспрестанно причитая: «боже-боже-боже»

– Стоять!!! – орёт Снеговик. Я поворачиваю голову, замираю, мои руки в мерно капающей с лезвий крови.

Замедление.

У него в руках – блеск воронёной стали.

Просто кадр из Тарантино.

Вокруг меня один труп в луже крови, один полутруп, стонущий, держится за истерзанные яйца, по ногам растекается тёмное пятно, третий мент пытается встать, Крот оцепенел, я застыл, а Снеговик держит меня на мушке своего «макарова».

Крупными красивыми хлопьями падает снег. На тёмном фоне смотрится великолепно. Я стою в полуобороте и жду. Я в метре от ограждения, под нами – чёрная вода, лёд, и ни одна машина не тормозит.

Лицо Снеговика оправдывает свое название – оно белым-бело, похоже на морду оскалившегося бульдога..

Лицо Крота источает почти осязаемую ненависть.

А молодой мент напуган, он в ужасе косится на дергающегося в конвульсиях мусора, и на истекающего кровью рыжего овода.

По шоссе шаркают машины. Туда-сюда. Шварк, шварк – на нас летят маленькие комки грязи, а в снег вплавляются наши тени…

И Снеговик, бесконечно долго смотрит на меня, а я на него, в расширенный зрачок и узор радужки, и в моей голове ни одной осознанной мысли…

Пока он не стреляет.

Два раза.

Я вздрагиваю.

Боль наступит через три, две, одна…

У меня подламываются ноги, с противным чавканьем и пронизывающей болью.

Я смотрю на две рваных кровавых дыры в своих джинсах, из которых уже начало подтекать.

Эта сука прострелила мне ноги…

Поэтому я просто валюсь в лужу своей крови, бесконечно удивлённый…

Подъезжает машина. Я безмятежно смотрю в небо. Крот и молодой мент берут меня, Крот подмышки, а зелёный – за ноги, и тащат меня к машине, водитель уже открыл дверь. Снеговик держит меня на мушке всё это время.

Крот шепчет мне на ухо:

– Я лично буду наблюдать, как твои яйца и задницу буду поджаривать. Или как ты будешь обсираться от страха в газовой камере…

Он шепчет:

– Или я убью тебя раньше, я могу, у меня есть связи…

Он шепчет:

– Зря Снег тебя не прикончил.

Я молчу. Молчит и второй мент. Я наклоняю голову и смотрю на свои раны. А они зашвыривают меня в машину, головой вперёд, так, что я чуть не ломаю себе нафиг шею. Дверь захлопывается.

На переднее сиденье садится Снеговик, я это слышу. Но мне уже без разницы – я упиваюсь своей болью, невыносимой, оргазмической болью.

Я слышу, как Крот снаружи орёт:

– Я с тобой ещё поквитаюсь, ПАДЛА!! Я ТЕБЕ ХУЙ ОТОРВУ И В ГЛОТКУ ТЕБЕ ЗАСУНУ!!!!

Мы трогаемся, медленно – хоть мы и на набережной, но уже пробка. Мы едем в сторону Кремля, в центр.

Я лежу на спине, на изорванном жёстком дерьмантине и заливаю кровью диван. Сквозь маленькую решётку в бронированной панели, отделяющую отсек для преступников от салона, я вижу затылок водителя. Потом переворачиваюсь на живот и начинаю ковыряться лезвием указательного пальца в дверном замке, точнее, в панели. Мои когти могут перерезать даже мягкую сталь, что говорить о пластике и кожзаме, поэтому, я скоро отковыриваю пластмассовую панель и снимаю блокировку…

Вот. Мощный удар рукой, и дверь распахивается настежь. Скорость не такая большая, поэтому я, крича от боли в простреленных конечностях, цепляясь рукой за сиденье, подтягиваясь и воя, на скорости где-то километров 40 в час, вываливаюсь из машины… Слава Мессии, правый ряд, и я кубарем качусь по слякоти, вымазываясь в ней, и ощущение такое, будто мои ноги попали в мясорубку и их перемалывает, переламывает чудовищным винтом…

А ментовозка едет себе дальше…

Я всё ещё на набережной. С другой стороны шоссе – череда угрюмых правительственных зданий.

Стою на коленях на обочине, держу руку вверх, голосую…

Мессия, помоги мне.

Я не хочу умирать.

Я надеюсь, что я успею убраться отсюда раньше, чем они опять до меня доберутся.

Останавливается блестящий «Томогавк-2» – полноприводной мотоцикл со спаренными колёсами, жуткая зверюга, сверкает углепластиком и хромом. Реклама играет неоном на полированных боках.

Водитель весь в чёрной коже и со шлемом на голове. Шлем придаёт ему неземной вид, будто футуристический ангел смерти спустился на землю за мной, но я просто уже ничего не соображаю от потери крови. Он наклоняется ко мне, что-то говорит, но я не понимаю, что именно. Не думаю, рефлекторно, бью его рукой в живот, он сгибается пополам и заваливается на бок.

Вот так.

Я хватаюсь за бензобак «Томогавка» выпущенными когтями, царапая покрытие с противным звуком, подтягиваюсь, втягиваю себя на него, кричу, но продолжаю цепляться и подволакивать ноги. Наконец, забираюсь. Просто распластываюсь по нему. Из моего рта течёт кровь, много крови, я всё время её сплёвываю. Смотрю на светящиеся приборы мутным и двоящимся взглядом…

Я завожу байк.

Трогаюсь с места, еду в правом ряду, но чувствую, что не могу удержаться, в бёдра будто вогнали по колу, руки, скользкие от сукровицы, соскальзывают с руля.

Проезжаю пару десятков метров, и, теряя сознание, валюсь вместе с мотоциклом на бок, сползая с него… Не придавило. Отползаю от байка на обочину.

Мне так плохо. Мне так больно. Меня разрушают.

Руками скребу по завитушкам ограды, с них слетают снежинки.

Вижу рекламный щит «L'Oreal Paris», красивая девушка обворожительно мне улыбается, а я помираю. Так бездарно.

Снег.

Он такой холодный и мокрый.

Такой неправильный.

Как вся моя жизнь…

Темнота.

Сменяется болью. Опять боль.

Я так привык причинять боль другим.

Мне это так нравилось.

А теперь что – причиняют боль мне. Это не было предусмотрено. Такого не должно было быть, потому что я – Господь Бог, а не кто-то другой!!!!! Вы слышите меня?!!

Я – Господь Бог!!!

Я лежу распростёртый в снегу, как Мессия.

Что за дерьмовая жизнь?

Что за дерьмовый я?

Из темноты выплывает оскаленное лицо Снеговика. Он пришёл за мной, выследил, вынюхал меня, как адская гончая, пришёл отомстить мне. Огни города играют на его изощрённых зубах, на лбу блестят бисеринки пота, и я вижу каждый розовый волос в его ёжике. Так чётко. Он стоит надо мной, широко расставив ноги, наклоняется… Я поднимаю руку (она такая тяжёлая), выпускаю когти и пытаюсь ударить его по лицу. Я очень хочу жить, и я пойду до конца.