Сильвия Брена - Майя Фокс. Начало

— Ох, Фло, только не надо теорий... Тебе же известно, что я ничего в них не соображаю. Ты можешь мне простыми словами объяснить, что случилось сегодня ночью?

— Майя, а с чего ты взяла, что я об этом что-то знаю?

— Ну подумай, разве не ты моя подруга супергений-я-все-знаю?

— Ну... смотри, у тебя мог произойти экстрасенсорный контакт...

— Стало быть, ты все-таки полагаешь, что это существует на самом деле? Значит, ты веришь, что...

— Понимаешь, будь я серьезным ученым, я никогда бы в это не поверила. Нет ведь ни малейших доказательств. Но, признаюсь, какая-то часть моего «я» заинтригована этим явлением и допускает, что все — не просто фантазии...

— Значит, случившееся — не галлюцинация? И я, возможно, на самом деле могла слышать голос папы? Это правда был он?..

— Не исключено. Я не могу утверждать, но и отрицать не могу. Я где-то читала статью, в которой рассказывалось об эксперименте ученых ряда американских университетов. Они пригласили медиумов и заставили их писать под диктовку умершего человека. Оказалось, что это возможно. А с другой стороны, разве это не безумие?

Майя вздрогнула.

Три часа дня, занятия в школе закончились. Улицы выглядели серыми. Веками заволакивающий их и все скрывающий серый цвет Лондона. И ничего, кроме серого, на улицах этого большого города.

Узких и тесных, населенных призраками прошлого. Несчастными беднягами Диккенса, описанными тыщу лет назад. Убийцами и сиротами, ворами и шлюхами. Серо-красные кирпичи, серая брусчатка мостовых. Серые зловонные пабы. И даже то, что сейчас этот квартал, в котором жила Майя, стал одним из ультрамодных в Лондоне, ничего не меняло. Меган-глупейшая-из-матерей-неужели-мы-не-можем-жить-в-более-нормальном-районе?

Чем больше лондонский пейзаж угнетал Майю, тем тяжелее становилось у нее на душе. Ей почудилось, что она слышит отражавшиеся от стен безутешные голоса несчастных людей — мужчин, женщин, детей, влачащих свои жалкие жизни по этим улицам, полным ужасов. Да, ужасов, потому что именно здесь жил (быть может), общался с другими (вероятно), ел (наверняка) и убивал Джек-потрошитель.

Майя и Фло спустились на станцию метро «Ливерпуль-стрит» и доехали до «Коммершиал-стрит». Фло наконец-то уговорила подругу пойти посмотреть знаменитую Крайст Черч Спайталфилдс, которая вместе с другими четырьмя церквами Лондона составляла на плане города лежачую пятиугольную звезду. Символ дьявола, пояснила Фло.

Тоска зеленая, думала Майя, вся эта дьявольщина. Нет, ее не увлекали ни древние давящие камни, ни строгие загадочные витражи. При взгляде на эту церковь она всегда испытывала чувство страха. Если приходилось бывать одной в этом квартале, Майя старалась обойти ее стороной.

— Представляешь, сколько всего видели и слышали эти стены! — восхищалась Фло в миллионный раз, ступая рядом с ней.

И сейчас Майе было не до этой жуткой церкви и не до старых улиц, по которым они шли. У нее было отвратительное настроение, ей не удавалось избавиться от мыслей о голосе отца, и ее не интересовали кошмарные истории лондонских улиц.

Ханбури-стрит, где была убита Анни Чапмен, вторая жертва Джека-потрошителя.

Мидлсекс-стрит, двойное убийство: Элизабет Страйд и Кэтрин Эддоуз, найденной чуть дальше, на Майтр-стрит.

И, наконец, Трол-стрит, где жила Мэри Николс, первая, кому Потрошитель перерезал горло. На Трол-стрит, или, точнее, на ее продолжении с романтичным названием Флауер-энд-Дин-Валк, стоял дом Майи.

— Майя, а знаешь, что говорят о мертвых? — спросила Фло, нарушив ход Майиных тяжелых мыслей. — Что они стараются защитить нас, пытаясь донести до нас свою любовь и знание о том, чего мы не знаем.

— Прекрати, Фло, хватит с меня кошмаров.

— Не хочешь об этом думать? А зря. Во всех источниках, в которых я читала о пророчествах и о свидетельствах из загробного мира, всегда говорится о любви. И о том, что, поскольку мы, живые, потеряли способность любить, мертвые стараются научить нас этому. И еще...

— Что еще?

— Еще я читала о необычайных предсказаниях конца света. Мне кажется, они исходили от каких-то индейских племен. В них говорилось, что конец, света близок, потому что человек перестал чувствовать себя частью природы и своими руками причиняет вред нашей планете, разрушает ее. Короче говоря, все то, что мы видим каждый день в теленовостях, предвидели еще древние...

— И что же теперь? Аминь?

— Ты шутишь, а, между прочим, все к тому идет.

— Уф, какая ты сегодня занудная... Послушай! Пока ты все это говорила, мне в голову пришла одна мысль. Вчера утром, перед тем как услышать голос отца, я приводила в порядок свою комнату и случайно нашла его письмо...

— Случайно?

— Перестань, не дергай меня. Ну, не случайно. Я знала, что оно там. Что с того? Оно было написано за месяц до смерти папы. И в нем тоже говорится о любви, которая не исчезает, о любви, преодолевающей все препятствия. Когда я прочла письмо в первый раз, я мало что поняла. А вчера, перечитывая его, почувствовала мороз на коже. Как будто отец знал, что должен умереть, и хотел предупредить меня...

— Или дать тебе настоящую весть: учись любить.

— Почему? Я что, по-твоему, на это не способна? Кончай, Фло, не будь такой противной. Лучше послушай, не странно ли, что письмо оказалось в моих руках именно в ту минуту? Кстати, к нему был приложен еще один интересный листок, я его тоже сохранила, хотя не могла взять в толк, что на нем изображено. А теперь я догадалась: это карта небесной сферы. И там дата: 21 декабря 2012-го...

Фло внимательно слушала. Майя не заметила, как у подруги участилось дыхание, первый признак волнения, которое Фло старалась скрыть.

— Слушай, а что, если твой отец реально хотел тебе сообщить что-то важное?.. Мне кажется, я знаю, как с этим быть. Давай я познакомлю тебя с одним человеком, думаю, этот человек может тебе помочь разобраться кое в чем. Это мать одного друга Джона.

— Джона? Твоего Джона? У нашего гения есть друзья? И он тратит время еще на что-то, помимо школы и тебя?

— Ну, друг — это сказано слишком сильно. Точнее будет — знакомый. Они иногда встречаются в цирковом училище на Коронет-стрит, в здании бывшей электростанции, в Хокстоне.

— Это куда ходишь и ты?

— Да, оно самое.

— Только не говори мне, что Джону тоже нравится заниматься клоунадой...

— Я не клоун. Я трамп. Романтичный и мечтательный коверный. А Джон, между прочим, прекрасный гимнаст на трапеции.

— Серьезно? А я тогда глотатель огня.

— Не валяй дурака. Кстати, этот парень, приятель Джона, его зовут Трент, говорил, что видел тебя в нашей школе. Если ты на него взглянешь, вспомнишь обязательно, он не из тех, на кого не обратишь внимания. Так вот, мать Трента — что-то вроде медиума. Она о таких вещах знает намного больше меня. Давай встретимся с ней, может, она будет тебе полезна.