Пауль Локамп - Память о будущем

Вы можете со мной не согласиться, но осень – это самое красивое время года. Невзирая на изменчивую погоду, больше похожую на характер ветреной красотки – то сверкнёт ослепительной улыбкой, то беспричинно нахмурится, словно отмахиваясь от толпы докучливых поклонников. Октябрь 2010 года, вопреки всем обещаниям метеорологов, выдался довольно тёплым. Конечно, по утрам трава уже серебрилась инеем, но дни были на редкость солнечными. Свежий воздух бодрил, разгоняя по жилам кровь, как рюмка коньяку, принятая под хорошее настроение. В такие дни хочется жить, мечтать или предаваться приятным воспоминаниям, прогуливаясь по живописным местам. Это особенно приятно, если вы уже достигли того возраста, который с официальной сухостью называют «пенсионным». Старый парк, расположенный на берегу небольшой реки, своим царственным величием ещё больше располагал к такого рода прогулкам. Чистый ароматный воздух, яркие краски, словно мазки неизвестного пейзажиста. Прелестное место. Осень, господа, осень…

По прибрежной дороге, покрытой потрескавшимся асфальтом, не спеша, можно сказать, степенно, прогуливались два человека. Судя по всему, эти люди были давние приятели, точнее – друзья, причём старинные. Знакомые всю жизнь, много пережившие вместе, и эта прогулка, даже не разбавленная светской беседой, им в радость.

– Лес, словно из золотых монет, – дотронешься, звенеть начнёт, – произнёс один из них. Пожилой мужчина, лет семидесяти, с коротким, аккуратно подстриженным ёжиком седых волос. Его худощавое лицо, украшенное небольшим шрамом на щеке, было тщательно выбрито и лучилось удовольствием от утреннего моциона. Он с молодым задором посмотрел на реку и улыбнулся, показав хорошие, для своего возраста, зубы. – Хорошо-то как! Курорт, что там Гагры и Коктебель! А воздух? Как думаешь, Костя, лучше здесь воздух, чем на югах?

– Курорт, – покачал головой его собеседник, пожилой мужчина, чем-то неуловимо напоминающий Чехова. – Только отдыхающих не наблюдается. В прежние времена здесь три санатория существовало, а сейчас? – он махнул рукой. – Моя больница да две почти опустевших деревни. До города, сам убедился, ехать почти час, да и то – если дорогу не развезло. Как зарядят дожди – глушь беспросветная. Медвежий угол, а не курорт! Сколько писал, сколько просил, чтобы дорогу в надлежащий вид привели, да куда там! Районная администрация, изволите видеть, средствами не располагает. Прохиндеи! Вор на воре сидит и вором погоняет. Да что там говорить, – мужчина махнул рукой, – разворовали империю.

– Что-то вы, батенька, бурчать по-стариковски начинаете. Стареете? Не рановато ли? Ты, если память не изменяет, лет на пять моложе будешь?

– На семь, Игорь, на семь. А бурчу в меру, – усмехнулся Константин. – Как в старые времена говорили – «в плепорцию».

– Смотри, птицы на юга отправились, – кивнул Игорь Яковлевич и, слегка прищуриваясь, проводил взглядом птичью стаю.

– Журавли? – спросил Константин Александрович и поднял взгляд к небу, где, разноголосно перекликаясь, летел стройный журавлиный клин, – смотри ты мне, а ведь самое начало октября. Эдак к Покрову и первых морозов дождёмся, – он повёл плечами, – лишь бы не слякоть. Ужас как не люблю дожди. Дожди и полнолуние…

– Пациенты беспокоятся? – поинтересовался его друг.

– Они самые. Сколько лет работаю, уже на пенсию пора, а всё никак не привыкну. Это современные доктора без эмоций работать умеют, а у меня не получается. Всё через себя. Не научили нас смотреть на людей, как на анатомические препараты. Даже здоровый цинизм не помогает.

– Так и самому свихнуться недолго, – покачал головой его собеседник. – Больных-то на твоём попечении много? Или тоже, – он улыбнулся, – в плепорцию?

– Хватает, – ответил доктор. – На стационаре человек двадцать. Из них пятеро тяжёлых. Персонала, сам видел, мало. Кто разбежался, а кто и умер. Сам посуди, кто сейчас в психиатрическую больницу работать пойдёт? Да ещё в такую глушь. Молодых сюда калачом не заманишь. Нынешним врачам подавай столицу и частную практику, чтобы на истеричных дамочках разбогатеть побыстрее. А этим кто поможет? – он кивнул в сторону невидимой из-за деревьев больницы. Сняв очки в тонкой железной оправе, Константин Александрович начал протирать линзы, словно желая отвлечься от мучивших его мыслей. Немного помолчав, он тихо продолжил, – Всё жду, когда меня на пенсию отправят. Выгонят, как старого мерина, раскидают больных по другим богадельням и закроют лечебницу к чёртовой матери.

– В прежние времена так не было, – задумался его друг. – Всякое бывало, но чтобы вот так оставить больницу без врачей…

– Скажи спасибо, что не побирушничаем! Хотя и до этого недалеко – лекарств нет, аппаратуры нет. По старинке работаем, на ощупь. Будто не двадцать первый век на дворе. А какие типажи с проверками приезжают! Унтера Пришибеевы, право слово…

– Дожили, – унтера Наполеонов инспектируют, – улыбнулся Игорь Яковлевич.

– Наполеонов у нас нет, – врач шутку не принял. – Всё больше мелкие купчишки из разорившихся во время кризиса, да одинокие дамочки на почве неразделённой любви к кумирам. Молодых мало, их сюда не направляют. Если подросток скорбен умом – то в областную, а ежели родители при деньгах, то, как правило – в Швейцарию. Здесь у нас приют для ненужных. Лишние люди-с… Разве что попаданцев было несколько, но это редкость.

– Попаданцев? – переспросил собеседник, удивлённо дёрнув бровью.

– Да, почитатели фантастической литературы. Один заявил – мол, личный порученец Иосифа Виссарионыча, другой – что с самим Петром Первым корабли строить изволил. Придуманные герои оказываются сильнее настоящих людей. Парадокс…

– А ты, помнится, раньше не был так категоричен к любителям фантастики. Зачитывался Стругацкими, Лемом, – сказал Игорь Яковлевич.

– Раньше, – нахмурился его друг. – Раньше многое было по-другому. Люди отождествляли себя с героями, но не пытались занять их место. Пожалуй, это потому, что у нас была цель и вера в будущее. У нынешних людей её нет. Они перестали верить не только правительству, они себе не верят. Поэтому и сходят с ума, вскрывают вены…

– Люди не хотят жить вечно. Люди просто не хотят умирать.

– Именно, Игорь, именно! Лем был прав. Люди не хотели умирать. Сейчас человеческая жизнь стала дешевле пачки сигарет. Не мне тебе рассказывать…

– Да, насмотрелся…

– Вот и я о том же, – сказал Константин Александрович. – Все теории про многомерность пространства и параллельность миров хороши для безудержной фантазии учёных. В науке, знаешь ли, тоже капитализм, надо у правительства деньги на исследования выпрашивать. Вымаливать, по копеечке…