Вера Крыжановская - Заколдованный замок

Алиса быстро выпрямилась.

— Нет, нет, дядя! Если вы меня любите, вы ничего не скажете Беранже. Да и ждать его бесполезно, так как он вернется не раньше как в четыре или пять часов утра. Если вы станете упрекать моего мужа за его поведение, то этим только унизите меня, ничего не изменив и не улучшив. Вы понимаете, дядя Эрнест, что ревновать к кокотке такого низкого сорта, как его любовница, было бы ниже моего достоинства. Кроме того, я не хочу любви, которая явилась бы как результат вашей проповеди. Умоляю вас, дядя, не показывайте вида, что вы все знаете и не изменяйте своего обращения с Беранже. Обещайте только, что вы не откажете мне в вашей помощи и протекции, когда я обращусь сама к вам, если мое положение сделается невыносимым.

— В этом я клянусь тебе, дитя мое! Какова бы ни была помощь, которую ты потребуешь от меня, я немедленно окажу ее тебе.

После минутного молчания он прибавил:

— Я исполню твое желание и ничего не скажу маркизу о том, что думаю о его непозволительном поведении. Я не хочу своим неуместным вмешательством еще больше ухудшить положение вещей. Я буду только наблюдать. Но знай, дочь моя, что ты более не одна со своим горем и что во всякую минуту, когда ты найдешь это нужным, ты можешь прибегнуть к моей помощи и защите, а что они будут действительны, в этом ты можешь быть уверена.

Чтобы развлечь молодую женщину, барон переменил разговор. Он сообщил ей, что привез с собой инженера и архитектора. Они остались в городе, но завтра приедут, чтобы вместе с ним осмотреть развалины замка и аббатства и выбрать место для фабрики.

Барон напал на удачную мысль. Как только он упомянул о развалинах, Алиса оживилась и принялась передавать ему слышанные ею легенды и странные намеки Сузанны. Потом она рассказала ему свое собственное видение, но вдруг умолкла с недовольным видом, видя, что ее собеседник громко расхохотался.

— Дорогое дитя мое! Ты была жертвой галлюцинации, вызванной россказнями экономки и несчастного сумасшедшего, о котором ты мне говорила. Твои возбужденные нервы сыграли с тобой плохую шутку. Но во всяком случае это еще раз доказывает, что необходимо уничтожить эти руины с их привидениями и мрачными воспоминаниями.

— Нет, несмотря на все, мне жаль этих почтенных развалин, полных поэзии! При мысли, что они будут уничтожены, мне делается тяжело на сердце, — сказала со вздохом Алиса. — Особенно мне жаль аббатства, где так хорошо мечтать, и церкви с могилой рыцаря де Савари. Оскорбить могилу — это будет даже святотатством!

— Успокойся, моя романтическая головка! Мы благоговейно сохраним надгробную плиту. Что же касается развалившихся стен, за которыми некогда жили почтенные отцы бенедектинцы, то в настоящее время они служат жилищем только для сов и должны уступить место лихорадочной деятельности современной промышленности.

— Но если ты хочешь выстроить фабрику на месте аббатства, то к чему уничтожать развалины замка? — продолжала настаивать Алиса.

— Потому, что на очищенном холме я построю дома для служащих, магазины и амбары. Таков, по крайней мере, мой план, если только архитектор найдет его исполнимым. Ты сама должна сознаться, что промышленное заведение, которое дает работу и хлеб сотне людей, гораздо полезнее этих поэтических памятников грубого произвола и умственного обскурантизма. (Обскурантизм — крайне враждебное отношение к науке и просвещению: мракобесие.)

Около одиннадцати часов барон, под предлогом усталости, удалился в отведенные ему комнаты, окна которых выходили в сад, теперь ярко залитый лунным светом. Оставшись один, он в сильном раздражении стал ходить по комнате.

— Бедная Алиса! — пробормотал он. — Что за несчастная мысль явилась у меня соединить тебя с этим лицемерным негодяем, который уверял, что любит тебя, и который через несколько недель после свадьбы изменил тебе ради какой — то посетительницы кабаков (Алиса ничего не сказала ему про письмо, найденное ею во время свадебной поездки, которое доказывало, что связь ее мужа с куртизанкой тянулась уже давно).

Затем барон занялся писанием писем и изучением плана завода, причем время от времени посматривал на решетку сада, откуда должен был появиться его племянник. Ему хотелось видеть, когда тот вернется домой. Пробило три часа, а Беранже все еще не было. Тогда мрачный и нахмуренный барон лег в постель.

Маркиз вернулся домой около пяти часов утра. Когда он узнал от своего лакея о приезде дяди, гнев и смущение овладели им. Он с шумом вошел в спальню, желая разбудить Алису, чтобы расспросить ее и сорвать на ней свое дурное расположение духа. Но молодая женщина, не желавшая говорить с ним, упорно притворялась спящей.

Беранже долго не мог заснуть. Когда же утром он очнулся после легкого забытья, маркиза была уже одета и собиралась выйти из комнаты.

— Мне кажется, ты могла бы дать мне знать, что приехал дядя! — тотчас же вскричал он недовольным тоном.

Алиса остановилась и смерила мужа холодным взглядом.

— Дать тебе знать? Куда? Ты не сказал мне, где будешь, а адрес госпожи Лажуа д'Арсон мне неизвестен.

С этими словами Алиса быстро повернулась и вышла из комнаты. Страшно покрасневший Беранже онемел и окончательно растерялся.

Когда маркиз вышел к завтраку, к нему вернулся весь его апломб. Он радостно приветствовал дядю, и казалось, не замечал легкой холодности, с какою тот принимал его излияния. Только легкий румянец окрасил его бледные щеки, когда барон заметил, пытливо смотря на него:

— Какой у тебя нехороший вид! Даже в самые бурные времена твоей холостой жизни я не видал тебя таким бледным, и я сказал бы, увядшим! Что с тобой?

— Положительно ничего! Уверяю вас, дядя.

— Очевидно, здешний воздух ничего не стоит! Алиса тоже очень похудела. Мне кажется, было бы полезно, если бы ты, вместо того, чтобы вернуться в Париж, прокатился бы с женой в Алжир.

— Твой план великолепен, и я непременно последую ему. Это принесет пользу моей дорогой женушке и развлечет ее, — ответил Беранже, делая вид, что он в восторге от этой поездки, но в душе посылая ко всем чертям и эту поездку, и ее изобретателя.

Затем разговор перешел на приезд архитектора и на постройку завода.

— Твоя мысль великолепна, дядя Эрнест! Бертран, которому я говорил об этом и который дока в подобных делах, сулит нам огромные барыши! — самодовольно вскричал маркиз. — Кстати, о разборке развалин. Я хотел предложить тебе начать ее с того места, где, по общей молве, зарыты сокровища одним из наших предков, который, как гласит легенда, был колдуном и умел делать золото.

— Именно легенда. Только легенда может утверждать подобную вещь, — с насмешливой улыбкой ответил барон. — Я считал тебя рассудительней, Беранже, и не думал, чтобы ты мог верить таким пустякам. Будь уверен, если бы все знали, где зарыто сокровище, его искали бы до тех пор, пока не нашли, а не стали бы ждать для этого сотни лет.